Всякий верящий в загробную жизнь,
попав сюда, содрогнулся бы от ужаса, подумав, что переступил порог
Ада. Того самого Ада, которым его с детских лет запугивал
священник.
Глубокое, сырое и темное подземелье с
прокопченными сводами освещалось только сальными плошками, да
багровым пламенем тиглей и горнов. Воздух в нем был плотен и густ,
как сусло. Вернее, это был даже не воздух, а какая-то невообразимая
смесь запахов сажи, горелого металла и жира, плесени и пота, мышей
и Бог знает еще каких "ароматов". Свежий человек не только
задохнулся бы, но и был бы оглушен здесь скрежетом железа,
стуком молотков, звоном цепей, стонами и криками
"грешников", прикованных к верстакам, чанам, тиглям, тачкам и
прочим допотопным орудиям рабского труда. Эту поистине адскую
картину завершал одноглазый мастер, не расстающийся с
коротким и толстым кнутом, туго сплетенным из тонких
сыромятных ремней.
Находившиеся в Преисподней люди,
производившие хозяину самые прибыльные товары, никогда не видели
дневного света. Они не знали даже сколько времени длится их
рабочий день, и мерили его лишь промежутками между приемами пищи,
да по приходам и уходам смотрителя. Это были самые
настоящие невольники, осужденные умереть под землей, не ведая
о своих семьях.
Семьям тоже оставалась неизвестной
судьба этих несчастных. В какой-то момент человек
исчезал куда-то и больше не возвращался. Что с ним случилось, можно
было только догадываться, а догадка никогда не признается
существующим фактом.
Кормили кандальников скверно. В котел
закладывались самые дешевые продукты. Но даже и такой стол делился
на категории: наиболее искусным умельцам получше и посытнее, а
похуже — подмастерьям и чернорабочим.
Для умельцев представлялась еще одна
льгота. На ночь их отковывали от рабочих мест и перегоняли отдыхать
в "дортуар" — такой же подвал, только с замызганными тюфяками на
полу. Остальные оставались на своих местах и устраивались на ночлег
кто как сможет и насколько позволяет цепь.
Среди этих последних и очутился
дворянин и гвардеец ея величества — Владимир Петрович Квашнин.
Умельцем он, конечно, не был, потому и попал сюда в
качестве обыкновенного чернорабочего, последнего человека в
этом Аду.
Но мысли об Аде и погибели пришли на
ум Владимира Петровича не в первый день и даже не через неделю.
Входя в подвал, куда его втолкнул один из баташовских приспешников,
он не обратил ни малейшего внимания на ужасный вид своего нового
жилища. Он шел сюда, как идет слепой на штыки, не замечая грозящей
опасности.