Затем он попал под попечительство
доктора-немца. Добрый Остин принял все меры, чтобы окончательно
заживить нанесенные палачом повреждения. И выполнил эту
задачу в самом лучшем виде...
И вдруг это зеркало!
Вольдемар не вытерпел. Судорожно
закрыв ладонями изуродованное лицо, он вдруг повалился на бок,
скатился с постели прямо к ногам своего мучителя и забился в
рыданиях.
Баташов презрительно усмехнулся. Что
ж, так он и знал. Да и что еще ждать от щенка? Пусть себе
надрывается. Дворянина и гвардейца Квашнина более не существует.
Есть лишь никому не известный раб Баташова. Вот так!
Хлопнув в ладони, он сказал
явившемуся на его зов рунту:
— Дай этой бабе нареветься. Как
обсохнет, доставишь в Преисподнюю, — и вышел, довольный
содеянным.
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
обходит владенья свои.
Н.А. Некрасов
Такой нескладной зимы, какая выдалась
на Москве в тот тревожный год, даже старики не упомнят. Началась
она как-то странно, совсем не по-зимнему.
Ноябрь и декабрь целиком, а в придачу
к ним и начало января стояла небывалая для этого времени теплынь.
Снег, правда, выпадал и не однажды и даже довольно обильный, но
полежит денек-другой, да и растает. А потом зарядил дождь — и все
вокруг раскиснет. Будто не январь на дворе, а всего лишь
октябрь.
Только после Крещения зиму словно
подменили. Разошлась зимушка во всю, да так, что и видавшим виды
московским старожилам невмоготу стало. Без тулупа и валенок хоть не
выходи. Сразу дух захватывает.
Господам, конечно, можно терпеть. У
них и шубы, и теплые горницы, и всяких припасов вдоволь. А черному
московскому люду каково?
В драном-то зипунишке по такому
морозу много не нащеголяешь. Живо припечет. Да и дома не лучше.
Печка дров просит. А их при такой холодине разве укупишь?
Купцы они тоже не дураки. Знают, когда на чем поживиться можно.
Говорят:
— Дорого — не бери. Пляши тогда
прытче, авось, обогреешься.
Тоже и насчет харчей:
— У тебя, видно, полон лабаз, коли по
денежке* за пуд не берешь. Затяни супонь потуже, может, брюхо сытее
станет. Только гляди, если завтра живот подведет, я тебе тогда за
семишник не продам.
Днем хоть на рынок и обратно народ
бегал. К вечеру же улицы белокаменной совсем замирали. Лишь
изредка промелькнет какая-нибудь укутанная фигура и тут
же скроется в ближайшем подворотне.