— Не веришь, а я взаправду сказал.
Вот, смотри, — выложил на стол куски руды, заявил Андрей, —
рудознатец Казюк знатные места указал.
— За-во-од, — медленно, как бы
разжевывая каждый слог, повторил Родион Иванович. И когда слово это
обрело в его голове должный смысл, глаза отца потеплели.
Никак, проснулась в Андрее его,
баташовская, жилка. Может, перестанет парень дурью маяться. За
настоящее дело возьмется. Дай-то Бог!
Говорит сыну осторожно:
— Коли правду молвил, спасибо сынок!
Порадовал. Давно я от тебя сего слова достойного ждал.
Думал, не дождусь вовсе. Услыхал, видно, Господь молитвы мои.
Спасибо! А руда, что ты принес, зело добрая. Хорошее железо
из такой выплавить можно. Ну, коли так, садись поближе. Обмозгуем
это дельце. Оно ведь не дубина воровская, — прости ты меня
старика, — дело это ума требует...
И вот оба Баташовы — отец
и сын — склонились над пожелтевшей картой-схемой, которую
извлек из старого шкафа Родион Иванович. Показывая пальцем,
отец говорит Андрею:
— Видишь, это речка Гусь. А это
Колпь. А вот церковь. Гусевский погост. Годов двадцать назад я
здесь было зачинал. Тебе тогда годочка три было. Зачал, да ворье
помешало, — ну вольница эта ваша лесная. Спалили все до чиста, хоть
с сумой по миру ступай. Не помню, как и выкрутился тогда. А место
там — лучшего и искать не надобно. Вот бы тебе там! Кабы с
разбоями сладить можно было... Ты-то дружбу с
ними водишь, авось, сумеешь их уломать?
— Попробую, — усмехается
Андрей. — Досели они меня слушали.
— Ну вот и гоже.
Ну-ка покумекай, как это дельце поумнее обтяпать.
Пораскинь мозгами. Голова-то у тебя, вроде бы, не
для шапки только...
Знали б дружки андрейкины, по
какой нужде он в Тулу покатил, так не добраться бы ему до
отцовского дома. А кабы кто из них ведал, чем потом их атаман
станет, — верно, прокляли бы они в тот день, в какой спознались с
этим отчаянным парнем...
Долгонько что-то загостил в Туле. Ну,
да ведь не впервой. Понежится на барских перинах, винцом отцовским
побалуется, да и вернется. Только кралю смазливую
не встретил бы в городе, вот чего пуще всего опасаться
надобно. Известное дело, баба — самая что ни есть вредная штука для
лесной братии. Вроде заманки, какой чирка подманивают.
Конечно, ватажники и сами не чурались
женщин. Уж ежели святые отцы-монахи не прочь оскоромиться, так им,
вольным людям, и вовсе не грех. Но одно дело какая-нибудь
простоватая слободская девка или деревенская вдовушка и совсем
другое — городская красавица в шелках и с богатым приданым. Тут
того и гляди влипнишь, как муха в блинную опару.