Что было между мной и Глебом, как я оказалась у него в квартире, в его кровати и под ним… Почему вернулась вся в слезах, сделал ли он мне больно и зачем я пошла на это, зная, что дальше секса наши отношения не зайдут…
И это лишь малая часть предполагаемых вопросов, к которым я не готова. Не сейчас.
Я обязательно выслушаю, какая я наивная дурочка, а после все объясню подруге, но позже. Сейчас, после накрывшей меня истерики, я хотела остаться наедине с собой и, заняв немного налички у Багирова, купила самый бюджетный билет до Питера и сняла себе койко-место в захудалом хостеле Москвы, чтобы дождаться поезда.
— Уверена, что не хочешь снять себе номер получше? Деньги не проблема, Лен. Отдашь как сможешь.
— Нет…
Прерывисто всхлипнув, трясу головой и вытираю остатки слез с лица.
Я сейчас в таком разбитом состоянии, что мне уже абсолютно все равно, как я выгляжу. Но жалость, которая исходит от Багирова, разрывает меня на атомы, окончательно и жестоко.
— Все нормально, Пантера. Меня устраивает койко-место. Передай Алисе, что я заеду завтра за вещами.
Багиров молчит. Напряжение в салоне все еще чувствуется после моих рыданий. И я очень хочу ускользнуть из этой гнетущей неловкости. На мгновение я поддалась слабости, но сейчас, немного придя в себя, жалею, что сделала это.
Слишком резко отстегиваю ремень, и за неосторожное движение боль наказывает меня: хватаюсь за ручку, но дискомфорт внизу живота вынуждает меня зажмуриться.
— Черт…
— Иди на хрен, Твихард. Ты не останешься здесь в таком состоянии.
И заводит машину. Сцепив зубы, я подаюсь к нему и хватаю за руку.
— Не смей, Багиров! Я останусь.
Мы сталкиваемся хмурыми взглядами: у меня такой, потому что мне плохо и больно, у Илая — от злости и упрямства.
— Прошу… — голос надламывается. — Мне нужно побыть одной. Я имею на это право. Не дави на меня!
Багиров скрежещет зубами.
— У меня все хорошо, — натягиваю дрожащие губы, пытаясь изобразить улыбку, но это вызывает у Илая лишь недобрый смех.
— Ага, ахуенно все, Лен.
— Я переночую, побуду наедине со своими мыслями и завтра позвоню вам. В конце концов, я взрослая девочка, — пытаюсь хорохориться, но от движения бедрами опять сжимаюсь из-за неприятных ощущений. — Единственное, что ты мог бы мне дать, — обезболивающее.
Перед тем как все-таки выйти из машины друга, мне приходится выслушать гору матов и проклятий в духе: «На что я, блядь, подписался! Попробуй только натворить глупостей, и я достану тебя из-под земли, Рыжая!» и еще «Если Алиса узнает, что я оставил тебя здесь, она меня сама придушит».