Там за порогом сплошная пустошь,
За ночь тоской зарастая густо,
Словно ребенок боится грома.
Поговори со мной, хоть немного,
Ветер гуляет в полях цветочных,
Время избыточно, ночь бессрочна.
И постоянно зовёт дорога,
Это под кожей вода морская
Манит увидеть другие страны.
Мне без тебя ни одна Тоскана
Не воплощение земного рая.
Мне без тебя ничего не ново,
Вещие снятся сны не в руку,
Я без тебя – сочетание звуков,
Так и не ставших заветным словом.
***
– Я во сне тебя предал совсем легко,
По хрустальной ключице провел рукой,
Обнаженное сердце твое достал
И отправился в ночь, по таким местам,
Где в открытых тавернах блестят ножи,
Где огромные замки стоят на лжи,
Там…
– Постой, по порядку мне все расскажи,
За какими морями твой сон лежит,
Сколько раз ты входил в ледяной туман
И какие в том мире стоят дома?
– То, что принято сказкой считать у нас,
То, во что не поверит ни слух, ни глаз,
В этом мире живёт посреди людей,
И деревья на мертвой стоят воде.
– Это, будто бы, серия «Ведьмака»,
Я представила: скалы, огонь, река…
Почему у тебя так дрожит рука?
– Я принес твое сердце к большой реке,
По которой Харон перевозит души,
И остался с тобой за пределом суши,
Поцелуем Иуды в холодной щеке.
Ночь укутала лодку чернильным пледом,
Я во сне тебя предал, ты слышишь, предал…
– Ты не все рассказал мне, я там была,
Ты бежал и тебя поглощала мгла,
Все надеялась, что повернешь назад,
Только ты прямиком направлялся в ад,
Но когда ты упал и разбил лицо,
Блудный сын позабытый своим отцом,
И заплакал в высокой траве безвольно,
Непомерную тяжесть устав нести,
Моё сердце спросило: «тебе не больно»?
Мое сердце пыталось тебя спасти.
***
Милая Фиби, а небо опять решето,
Я не писал тебе вечность,
Прости, родная,
Ночь, о которой почти ничего не знаю,
Тихо мне шепчет: «начало письма не то».
Ты говорила, что ночь, как хозяйка лжи,
Может надеяться лишь на эффект плацебо,
Есть только два начала – вода и небо,
Все остальное, Фиби, во тьме лежит.
Все остальное имеет предел и цену.
Я поселился, Фиби, в такой глуши,
Где продают последнее за гроши
И от большого мира возводят стену.
Здесь колдовские озера, леса и граппа,
Люди как-будто явились из книжных страниц,
Я никогда не видел подобных лиц,
Городом правит башмачник Медвежья лапа.
Тело его не берут ни одни ножи,
После семи покушений остался жив,
С камнем на шее в озёрную глубину