– Да, мадам, – тихо ответил Генрих. – Но только не Монлюка.
Она вдруг рассмеялась, и от этого смеха ему стало еще
страшнее.
– Зачем вам все это? – спросила она. – Вы ведь понимаете, от вас
ничего не зависит. Разумеется, мандат – вещь полезная. Но кто,
кроме правоведов, вспомнит о нем, когда заговорят пушки? – она
пренебрежительно махнула пухлой ручкой. – Зато помощь королю в его
начинаниях может сильно укрепить ваше положение при дворе. Вы не
боитесь пожалеть о своем решении?
– Разумеется, боюсь, мадам, – признался Генрих. – Вы же знаете,
Господь не наградил меня храбростью.
Генрих аккуратно прикрыл за собой
дверь, дошел до угла и, скрывшись из виду, ускорил шаг, стараясь
только не бежать, чтобы не привлечь к себе внимания. Добравшись до
своего кабинета, он открыл запертый на ключ потайной ящик стола и
вынул исписанный лист бумаги…
А может, не надо? Он понимал: того,
что он собирается сделать, ему не простят самые близкие друзья.
Генрих вспомнил слова, которые совсем
недавно слышал от Жана де Лавардена. «Мы были бедны, но знали, что
родились не напрасно, ибо живем ради великой мечты: избавить
Францию от папизма». Мечтал ли Генрих об этом? Разумеется, мечтал.
Ведь об этом мечтали все, кого он любил. Сегодня он собирался
предать их общую мечту.
Ибо теперь, пройдя сквозь ужас
Варфоломеевской ночи, он видел, как привычные идеалы, вдохновлявшие
матушку и дядю Луи, объединявшие его друзей, стираются под натиском
другой задачи. Задачи простой, как алебарда, и сложной, как все
дворцовые интриги. Трусливой, как отступление армии, и такой же
важной. Задачи сберечь последнее.
Перед его внутренним взором вновь
предстала картина, увиденная им на улице Сен-Жак: убитая женщина,
обнимавшая мертвого ребенка. Какая разница, кто и в чем будет
виноват, если это повторится в Нераке и Ажене?
Генрих сложил листок вчетверо, сунул
его за пояс под колет и почти бегом направился к кабинету короля.
Нужно было успеть.
***
Когда Генрих вошел в приемную,
секретарь вежливо поклонился ему и попросил подождать, пока доложит
королю.
– Его величество ждет вас, ваше
величество, – сказал он, вернувшись, и сам смутился этой фразы.
Генрих хмыкнул и вошел в кабинет.
Карл ел виноград.
Глядя задумчиво куда-то в сторону,
он машинально отрывал по ягодке, отправлял ее в рот и выплевывал
косточку. Генрих даже залюбовался, как это ему удавалось: столь
точно соблюдать равные интервалы между плевками. Генрих терпеливо
стоял в ожидании, когда Карл обратит на него внимание. Наконец
королю надоело затянувшееся молчание.