Генрих резко отпустил его и
требовательно протянул руку.
– Папку! – приказал
он.
– Да пожалуйста, –
усмехнулся Дижон. Он достал из складок своей мантии стопку
злополучных листов и протянул королю Наваррскому. Генрих швырнул их
в огонь.
– Зовите своего писаку, – сказал он,
– я согласен.
Ожидание несчастья – худшее
несчастье, чем само несчастье
Народная мудрость
Дижон выполнил обещание, допросы
теперь были редки, и об Агриппе Генриха больше не спрашивали. Но он
знал, что где-то там, в дворцовых кулуарах, решается
его судьба. Генрих словно воочию видел незримые весы, чаши которых
наполнены чьими-то дрязгами и разнообразными
интересами. И там, в этом хламе, теряется его жизнь, мелкая и
никому особенно не нужная. Он
слышал, что король уже говорил с учеными и юристами о
том, какими полномочиями обладает французское правосудие, в
отношении короля Наваррского, являющегося одновременно и
французским дворянином. Их ответы Генриха не
интересовали, ибо эти люди найдут основания для всего. Несколько
раз он порывался попросить встречи с королем, но
отказывался от этой мысли, как от заведомо бесплодной. Что он
скажет Карлу? И захочет ли Карл его слушать?
Поначалу Генрих строил планы, как
предупредить Агриппу и Дамвиля, но отбросил эту затею,
как наивную. Кто знает, может, Дижон только того и
ждет, он уже не раз доказал как свое
коварство, так и свои возможности. Генрих понимал, что неудачная
попытка окажется последней, и предпочитал не делать ничего, ибо без
того уже натворил достаточно.
Генрих сам не отдавал
себе отчета, что в тот
день, когда под диктовку Дижона водил пером по бумаге, обрекая на
смерть невинного человека, он утратил всякую
способность к сопротивлению. Любое действие теперь
казалось ему рискованным, любое решение опасным. Тому
человеку, который все еще именовался
королем Наваррским, проще было и вовсе не принимать
никаких решений, ибо так он хотя бы не мог сделать хуже.
Сейчас, сидя в своей
камере и вспоминая, как он, вступая в заговор, мнил
себя спасителем отечества, Генрих был
сам себе противен. Вот она, слава,
черт бы ее побрал! Можно есть полной
ложкой! Правда, платить за обед
придется другим.
***
О новостях внешнего мира Генрих
теперь узнавал от своего камердинера, которому от
большого ума, видно, нравилось играть в заговорщика, снабжая своего
господина новыми