Рошели.
К тому моменту, когда созрел заговор
«недовольных», верный друг и слуга уже не верил никому.
Он с болью отмечал, что за всеми пафосными речами
принцев не стоит ничего, кроме жажды власти и суетного
политиканства. Он наблюдал за герцогом Алансонским и
не понимал, как можно в здравом уме иметь дело с этим
тщеславным прохвостом. Но пока заговор ограничивался стремлением к
побегу, слуга еще готов был помогать своему
королю.
Однако узнав о планах новой большой
войны с участием англичан, которая снова должна была утопить в
крови всю Францию, он опешил. Новая война? Но зачем? Ради какой
великой задачи? Ведь король Наваррский больше не гугенот и,
кажется, совсем не тяготится этим обстоятельством. Нет, Предатель
считал себя человеком благородным и не желал
участвовать в грандиозном обмане, придуманном двумя
честолюбивыми юнцами королевских кровей для того только,
чтобы возвести на трон узурпатора.
Тогда тягостная мысль, что некому
избавить страну от новой катастрофы, впервые поселилась в сознании
Предателя. Некому, кроме него. Благодаря его усилиям ту войну и
вправду удалось предотвратить, и что за важность, если для этого
пришлось пожертвовать несколькими жизнями? Какое это имеет значение
по сравнению с судьбами огромного королевства?
Он не оправдывал себя –
просто знал, что прав.
Зло, как и добро, имеет своих
героев
Франсуа де Ларошфуко
Громада старого особняка чернела на
фоне закатного неба. Мертвые глазницы выбитых окон зияли
непроглядной тьмой. Маленький отряд герцога Лотарингского
остановился у покосившихся ворот, и огни факелов зловеще заплясали
на темных камнях стен.
Несколько дней назад король
торжественно вручил герцогу де Гизу дарственную на отель де Бетизи,
конфискованный у наследников мятежного адмирала Колиньи в пользу
короны и несколько лет простоявший без ухода, опечатанный
королевскими лилиями. И вот теперь новый хозяин решил осмотреть
свое приобретение.
«И зачем Гизу понадобилось тащиться
сюда в такое время?» – ежась от неясной жути, думал Генрих
Наваррский. Ему сразу пришли на ум все сказки о призраках невинно
убиенных, которыми еще в далеком детстве пугала его кормилица.
Остальные, видимо, чувствовали себя не лучше и оттого нарочито
громко шутили, как будто силясь своими голосами отогнать обитавшие
здесь привидения.