В коридоре раздались тяжелые шаги.
Генрих быстро сунул бумаги за отворот сапога, поставил камень на
место и отступил за дверь. Створка с шумом распахнулась, и на
пороге показалась высокая фигура Гиза. Герцог его не видел, и
Генрих просто не мог отказать себе в маленьком удовольствии.
Рука короля Наваррского тяжело легла
на плечо вошедшего. Гиз сдавленно охнул, выхватил шпагу и резко
обернулся. Генрих рассмеялся и отскочил в сторону.
– Обалдел, что ли? – с явным
облегчением проговорил Гиз, увидев Генриха. – Я же мог тебя
убить!
– И как бы ты потом объяснялся с
королевой-матерью? Сказал бы, что принял меня за призрак господина
адмирала?
– Ничего, как-нибудь. Не так уж ты
ей и дорог.
Генрих улыбнулся. Гиз был верен
себе: грубоват, но прав.
– Долго мы еще будем торчать здесь?
По-моему, не лучшее место для вечерних посиделок.
– Осмотрим дом и поедем.
Действительно, есть занятия и поприятнее.
***
Оказавшись в своем кабинете, Генрих
заперся на все засовы, потом достал пачку писем и начал читать.
«Дорогой мой любезный супруг…», –
прочел он. Затем, пробежав глазами по тексту, отложил письмо и
достал следующее. «Любовь моя, долго ли мне еще томиться в
одиночестве вдали от вас?..» Остальные оказались в том же духе.
Здесь не было ни намека на политику. Это были письма от жены, что
ждала Колиньи в ля Рошели, вынашивая его ребенка. Вот что прятал
великий вождь гугенотов в самом тайном своем тайнике накануне
Варфоломеевской ночи. Генрих печально улыбнулся. И железный адмирал
оказался в действительности не таким железным.
Он подумал и положил письма в
камин.
[1] В
действительности их было больше, но в романе описаны две.
Вся тайна политики состоит в том,
чтобы знать время, когда солгать, и знать время, когда
промолчать.
Маркиза де Помпадур
Однажды Генриху довелось сопровождать
Гиза на собрание лиги, объединявшей добрых католиков Парижа. Он
держался в тени среди других дворян герцога, пока тот выступал,
призывая сторонников к беспощадной борьбе с ересью. По окончании
собрания были открыты мешки с золотыми и серебряными монетами, дабы
показать присутствующим, что движение их не терпит недостатка в
средствах.
– А денежки-то испанские, – как бы
между прочим заметил Генрих, выуживая из мешка монету с профилем
дона Филиппа, когда все разошлись.
– Ну да, – ответил Гиз, – как видишь,
самые сильные державы за нас. Держись меня – не пожалеешь.