Но планам этим он не мог позволить
провалиться.
Предатели предают прежде всего себя
самих
Плутарх
В соответствии с дворцовым
Регламентом дважды в неделю в Лувре давали бал, на котором король
являл себя подданным. Генрих III, крайне трепетно относившийся к
установленному распорядку, никогда не пропускал это обязательное
мероприятие. И Предатель, как всякий придворный, должен был
принимать в нем участие.
Ровно в семь часов вечера все уже
собрались в парадной зале дворца в ожидании появления его
величества. В первых рядах ближе ко входу стояли принцы и герцоги,
затем графы и маркизы, потом бароны, а в удалении толпились простые
дворяне. Последние при появлении короля должны были опуститься на
одно колено, а дамы – присесть в глубоком реверансе и подняться не
ранее, чем король даст на то свое соизволение.
Предатель уже устал стоять в
ожидании, когда высокие двери, наконец, распахнулись.
– Дамы и господа! Король и королева
Франции, – объявил главный хореограф[1]
двора, ударив посохом. Все головы разом повернулись ко входу, и
толпа, как будто под порывом ветра, склонилась в едином
поклоне.
Когда Предатель поднял голову, он
обомлел.
Рядом с королевой Луизой, растерянной
и пунцовой от неподобающего ей смущения, на пороге, обмахиваясь
усыпанным бриллиантами веером из страусовых перьев, стояло
необыкновенное существо, в котором лишь внимательный зритель мог
определить короля Франции.
Существо было одето в расшитый
золотом шелковый наряд, причудливым образом сочетавший в себе
признаки мужского и дамского костюмов. На гладко выщипанной от
волос глубоко декольтированной щуплой груди сверкало драгоценное
ожерелье, а вокруг талии жестко топорщились фижмы на золотой
проволоке. Под фижмами виднелись короткие шелковые штанишки, из-под
которых несуразно торчали тонкие ноги в бирюзовых чулках. А
завершали все это великолепие туфли на высоком каблуке, украшенные
атласными лентами и сверкающими пряжками.
Существо благосклонно оглядело
присутствующих и изящно поплыло к трону. Зал потрясенно молчал.
– Я вижу, сударь, вы поражены моею
красотой, – обратился король к господину де Крийону, милостиво
улыбаясь ему напомаженными губами.
– В самое сердце, сир, – искренне
ответил тот.
Предатель видел, что подведенные
сурьмой глаза короля лихорадочно блестят, а из-под белил проступает
горячечный румянец.