«Да он же болен! – мелькнула мысль. –
Или безумен».
Король тем временем махнул рукой, и
музыканты грянули турдион. Предатель начал оглядываться в поисках
какой-нибудь дамы, достаточно хорошенькой, чтобы пригласить ее на
танец, и заметил мадемуазель де Нансей, дочь бывшего начальника
королевской охраны. Она была очень юна и еще не испорчена
придворными нравами, а потому разительно отличалась от остальных
дам, кружившихся в этом танце.
Он уже сделал шаг в ее сторону, но
вдруг увидел, как к барышне подошел господин дю Гаст,
новоиспеченный граф и последняя пассия короля, предпочитающего, как
известно, красивых юношей самым очаровательным дамам.
Дю Гаст прославился тем, что именно
ему король подарил пятьдесят тысяч ливров из денег, с трудом
собранных после введения нового налога на горожан.
– Подумаешь, пятьдесят тысяч, –
говорил тогда Гиз, – радуйтесь, что не пятьсот. Король наш Генрих
Валуа, широкая душа, мог бы и миллион подарить.
Дю Гаста многие ненавидели, но он не
был по-настоящему плох, скорее, тщеславен и глуповат от юных
лет.
Молодой человек изящно поклонился
девушке, и они закружились в танце. Они удивительно подходили друг
другу, оба совсем юные, легкие и какие-то радостные в этом мрачном
дворце, залитом тяжелым светом свечей, запахом пота, духов и
тающего воска. Они не сводили друг с друга сияющих глаз, грациозно
вплетаясь в изысканный рисунок танца. Предатель заметил, что
остальные придворные поглядывают на них с восхищением… с интересом…
со злорадством… Он осторожно перевел взгляд на короля. Издалека
было видно, как на лице его под слоем белил проступили красные
пятна, а рука его величества как бы непроизвольно легла на эфес
шпаги.
«Что же вы так неосторожны, детишки,
– подумал Предатель, – разве может фаворит короля смотреть так на
женщину?»
Но танец продолжался, и для них,
казалось, не существовало ничего, кроме этого кружения и друг
друга.
– Мотылек танцует с пламенем свечи, –
раздался возле самого его уха голос Генриха Наваррского.
– Да, сир, – задумчиво ответил тот, –
дружба с королем бывает иногда весьма обременительна.
– Надеюсь, сударь, дружба со мною не
слишком пока вас тяготит, – хмыкнул тот.
– Благодарю, сир, не слишком, – с
поклоном ответил Предатель, – но это и неудивительно, ведь вы, уж
простите за прямоту, словно и не совсем король.