Генрих удивлялся, что ничего не
чувствует. Не было ни страха, ни тревоги ожидания, ни тайной
радости. Он просто собирался победить во что бы то ни стало.
Победить – не значит гарцевать на белом коне и
произносить речи. Это значит ждать сколько нужно и помнить цель.
Делать, что требуется и когда требуется. Только и всего.
– Предъявите ваш пропуск, ваше
величество, – седоусый сержант на карауле был важен, как
памятник Франциску I, и непробиваем, как скала.
– Какой еще пропуск? –
удивился Генрих. – Мы с господином д’Антрагэ ездим здесь чуть не
каждый день, и уже несколько месяцев никто не спрашивал у меня
никакого пропуска.
– Ничего не знаю, сир. То было,
верно, не в мою смену. А у меня приказ: короля Наваррского
выпускать из Лувра только по личному указанию его
величества, – на слове «личному» он значительно
поднял указательный палец. Потом взял со своей
конторки бумагу с печатью и помахал ею перед носом у Генриха.
Д’Антрагэ выхватил бумагу у него из
рук.
– Что ты мелешь, дубина! Это же
приказ о графике пересменки!
– Ну и что? – ничуть не смутился
сержант. – Мы грамоте не обучены, где чего написано, не наше дело.
А только без пропуска ворота не открою.
Переговоры зашли в
тупик. Генрих знал, что такой приказ действительно
был, но с тех пор, как он начал выезжать в свите Гиза,
об этом будто позабыли. Караульные солдаты не смели останавливать
кавалькаду герцога, и Генрих беспрепятственно путешествовал через
ворота, пока к этому окончательно все не привыкли. И
надо же было именно сегодня дежурить этому въедливому служаке, что
еще помнил о давнем распоряжении короля.
– К чему тебе пропуск, олух, когда ты
читать не умеешь? – с раздражением удивился
д’Арманьяк. Он менее всех хотел ехать на эту охоту, но
неожиданное препятствие его разозлило. – Зови начальника, с ним и
будем говорить, – потребовал он, поняв, что с сержантом каши
не сваришь.
– Не могу, ваша милость, – ответил
сержант, и в голосе его прозвучало злорадство, – не велено звать,
когда почивать изволят. А у меня строгие указания: короля
Наваррского без пропуска не выпускать. К чему тут
начальника-то звать? Осерчать может.
– Ну вот что… –
тяжелый кулак д’Антрагэ опустился на старую конторку.
– Открывай ворота, как тебя там, вошь караульная, не то, клянусь
честью, я сам осерчаю и тогда