В одной из галерей он увидел стайку
юных фрейлин. Осмелев, они покинули свои убежища и теперь с
интересом обсуждали стати обнаженных мужчин, имевших лишь один
недостаток: все они были мертвы. Когда Генрих проходил мимо, дамы
как по команде замолчали и проводили его любопытными взглядами.
«Интересно, – подумал Генрих, – если бы я лежал тут голый и со
вспоротым животом, я бы им понравился?»
Двери в покои короля Наваррского были
закрыты.
– Открывайте, именем короля! –
крикнул один из сопровождающих Генриха гвардейцев и забарабанил в
дверь.
Молчание было ему ответом. Сердце
Генриха непроизвольно сжалось.
– Дайте знать, что это вы, ваше
величество, иначе, боюсь, придется ломать замки, – посоветовал
офицер.
Генрих колебался, он уже был научен
горьким опытом.
– Отойдите от двери, – потребовал он,
– или мы будем стоять тут до второго пришествия.
– Да пожалуйста, – пожал плечами
тот.
Они отдалились на десяток шагов, и
Генрих постучал.
– Эй, там! Открывайте, это я! –
крикнул он.
За дверью послышалось шевеление и
голоса, потом на некоторое время снова все стихло. Затем Генрих
услышал звук отодвигаемой мебели и скрежет тяжелых засовов. В конце
концов дверь распахнулась.
На пороге разоренного жилища стоял
д'Арманьяк[14], сжимая в руке топорик для колки дров. На его
немолодом лице была написана азартная решимость и готовность ко
всему. Колет его был расстегнут, а рубашка окровавлена, и на левом
плече красовалась грязная повязка. Более всего первый камердинер
короля Наваррского сейчас походил на разбойника с большой
дороги.
– Сир! Вы живы! – только и мог
сказать д'Арманьяк, отступая, чтобы дать ему войти.
Генрих быстро шагнул внутрь и
захлопнул дверь. Только водрузив на место все засовы, он позволил
себе вздохнуть свободнее.
– Ну вот, я и дома, – сказал он, со
смесью радости и горечи глядя на своего верного слугу и друга,
которого уже и не думал застать живым. Они крепко обнялись, еще не
веря, что судьба оказалась чуть менее жестокой, чем оба
ожидали.
В его покоях все было перевернуто
вверх дном. Разбитая мебель, сорванные портьеры, кругом пятна крови
и осколки посуды. Весь пол был усыпан растоптанными лепестками
тюльпанов, которые Генрих вчера утром, кажется в другой жизни, сам
принес сюда для Марго, пренебрегая помощью слуг. На кровати в
комнате д'Арманьяка Генрих обнаружил двоих раненых, одним из них
был Шарль де Миоссен. Живой. Вторым – неизвестный Генриху
человек.