«Чтоб ты сдохла, старая курица!» – в
бешенстве подумал Генрих. Волна острой ненависти затопила все его
существо.
– Катрин уедет домой, – с трудом
сдерживая ярость, негромко произнес он. – Убийства прекратятся. Или
я останусь гугенотом.
Стало тихо-тихо. Генриху даже
показалось, что он слышит, как кровь стучит у него в висках. С
угрюмой решимостью он ждал ее ответа. Королева задумчиво
разглядывала своего зятя, видимо, размышляя, как далеко он готов
зайти.
– Генрих... вы понимаете, чем вам это
грозит? – в конце концов спросила она.
– О, мадам! Вас трудно не понять!
Прошлой ночью мне все объяснили, и весьма доходчиво!
В эту минуту он ненавидел ее так
сильно, что готов был принять смерть для того только, чтобы
досадить ей. Она сидела совсем рядом, прямо напротив него.
Дотянуться до ее толстой морщинистой шеи было бы так просто. На
секунду он представил, как с силой сжимает пальцами дряблую плоть и
на старухином злобном личике проступает изумление и ужас... Генрих
быстро опустил взгляд, надеясь, что она не заметит этой вспышки. Не
время. Быть может, когда-нибудь...
В глазах королевы мелькнула
неуверенность. Она уже понимала, что проще уступить, но ей не
хотелось терять лицо.
– Ладно, Генрих, довольно пороть
горячку, – неожиданно вмешался Карл, и все с облегчением воззрились
на него, – все это очень благородно с вашей стороны, – король
скривился и потер водянистые с красными прожилками глазки, – но
глупо. Так я прослушал, чего вы хотите? – и Генрих понял, что
только что отвоевал крохотный клочок своего утраченного
королевства.
В делах государственных ничто
жестокое не бывает полезным.
Марк Туллий Цицерон
В обмен на отречение Генриху удалось
получить от Карла обещание немедленно прекратить резню, а также
добиться права на отъезд для Катрин и других чудом выживших
гугенотов. Себя он, конечно, тоже не обидел. Ему были сохранены не
только титулы и земли, но и относительная свобода и все родовые
привилегии. Можно было считать, что Генрих заключил хорошую
сделку.
Однако остановить бойню оказалось
совсем не так просто, как ее начать. Карл, давая подобное обещание,
очевидно, переоценил свои возможности. Опьяненные кровью,
вседозволенностью и легкой наживой горожане не желали складывать
оружие и возвращаться к своим мирным занятиям. Объявленная охота на
гугенотов была отличным поводом свести счеты с неугодным соседом
или с удовольствием пограбить. Всех вооруженных мужчин-гугенотов,
действительно представлявших опасность для католиков, перебили в
первые же часы. Сейчас добивали женщин, детей и друг друга.