И все же катастрофа была очевидна.
Генрих понимал, что протестантское «государство», фактически
созданное Жанной и Колиньи на юго-западе Франции, имевшее свою
казну, армию и флот, почти разрушено, так как лишилось всех тех, на
ком оно держалось. Наемники, составлявшие значительную часть
протестантской армии, массово уезжали, понимая, что больше им никто
не будет платить. С другой стороны, солдаты и офицеры, что служили
по зову сердца, тоже оставляли страну, чтобы спасти свои семьи.
При дворе все чаще звучали голоса о
том, что самое время окончательно раздавить гугенотов в их логове.
Генрих с ужасом думал, что станет с Аженом, Нераком или Бигором,
если католическая партия решит сейчас развить свой успех, направив
на юг настоящую силу. Ибо ничто уже не могло преградить путь
королевским войскам от Парижа в самое сердце Гиени и Наварры. За
последнее десятилетие правления королевы Жанны большинство жителей
тех мест приняли протестантскую веру. Им нечего ждать пощады от
военной администрации, которая начнет восстанавливать там
католичество.
Самым ярым сторонником грядущей
войны, разумеется, был Гиз. Королева-мать поддерживала его, король
же колебался. Почему? Один Бог знает. Легаст и д’Атен с энтузиазмом
говорили о будущей кампании, ничуть не стесняясь присутствия
Генриха. Он же прислушивался к их разговорам, стараясь ничем не
выдать своего беспокойства. Сделать он ничего не мог.
Чтобы победить, нужно не плакать, а
строить планы.
Екатерина Медичи
Пряный запах разогретых солнцем трав
щекотал ноздри. Синее-синее небо слепило глаза, а в том небе в
звенящей вышине реял сокол, выслеживая добычу.
«Забавно, – думал Филипп дю
Плесси-Морней, – в природе сокол всегда остается соколом, а полевая
мышь – полевой мышью. У людей же все не так. Всю жизнь, как дурак,
считаешь себя орлом, а потом раз – и ты уже заяц».
Несколько дней прошло с тех пор, как
Морней, выполняя поручение адмирала Колиньи, вместе с двумя своими
лакеями выехал со двора отеля де Бетизи. За подкладкой его колета
лежало тайное письмо адмирала к Вильгельму Оранскому.
Морней всем своим нутром чувствовал
признаки тяжелой болезни, завладевшей городом, поэтому ничуть не
удивился, обнаружив городские ворота закрытыми, а кованые решетки
опущенными. Из Парижа теперь выпускали только по пропускам. Это
препятствие, однако, не смутило его. Будучи человеком практическим,
Морней хорошо умел договариваться с людьми и на этот случай имел у
себя под плащом весомый кошелек с серебром и еще один поменьше – на
собственные нужды.