Генрих догадывался, что остался этот
господин вовсе не ради него, а ради своей прекрасной
избавительницы, которая выхаживала его, как преданная нянька.
Трудно было не заметить, что их отношения быстро вышли за рамки
приличий, однако Генрих и не пытался призвать супругу к порядку.
Ему было все равно.
Стыд, страх и чувство вины прочно
поселились в его душе после той страшной ночи, вытеснив все
остальные чувства, в том числе и юношеское увлечение
красавицей-невестой, захлестнувшее его по приезде в Париж. Все, что
было связано с фамилиями Валуа и Медичи, не вызывало у него теперь
ничего, кроме ненависти и отвращения. Он просто не мог простить ей
того, что она была тем, кем была, дочерью своей матери.
Нет, Генрих ни в чем ее не винил. Он
уже давно понял, что Маргарита действительно была невиновна перед
ним. Более того, она сделала все, что могла, чтобы спасти самых
близких ему людей. Лишь ей были обязаны жизнью д'Арманьяк и
Миоссен, только благодаря ей, Генрих не оказался сейчас в полном
одиночестве. После всего того, что она сделала для него, он просто
не имел права ее не любить. А он не любил. Не любил и все тут.
Просто с трудом переносил.
Люди склонны легче прощать
преступления и пороки тем, кто им не нравится, поэтому даже к Карлу
и к д'Анжу, настоящим виновникам своих бед, Генрих сейчас относился
лучше, чем к Маргарите. Это было несправедливо, но он ничего не мог
с собой поделать. Если бы он рассказал кому-то об этом удивительном
феномене, то человек мудрый, такой как д'Арманьяк, возможно,
объяснил бы Генриху, что душа его больна, и лишь время способно
вернуть все на свои места. Генрих был со своей женой подчеркнуто
любезен и обходителен, стараясь не показывать тот разлад, который
творился у него в сердце. Он радовался ее новому увлечению,
поскольку, лишь благодаря де Лерану, она как будто не замечала
того, что он перестал навещать ее по ночам.
Дополнительная сложность заключалась
в том, что Генрих теперь весьма зависел от расположения Марго. Во
всем Париже она осталась единственным человеком, обладающим
сколько-нибудь заметным влиянием и готовым оказывать ему поддержку.
Генрих надеялся, что, благодаря угрызениям совести, которые
неверная жена обычно испытывает к обманутому мужу, он сможет
по-прежнему рассчитывать на ее помощь, несмотря на его собственное
невнимание к ней. Таким образом ее новый роман должен был сохранить
если не привязанность между супругами, то, по крайней мере, –
политический союз, в котором Генрих сейчас более чем нуждался.