* * *
Насчет альтруизма я, конечно,
пошутила. Честные пивовары не успокоились, пока не всучили‑таки мне
небольшой кошель с деньгами. Мы оформили это как «безвозмездный
дар, не подлежащий налогообложению»…
Утро выдалось тяжелое. Быть может, в
этом повинны были трескучие морозы, первые в этом году, хотя дело
уже шло к середине зимы, или серое небо, затянутое тучами и
пылившее колючей снежной крупкой; не поднимал настроения и мрачный
вороний крик, доносившийся с кладбища, поскрипывавшего суставами
старых берез.
Староста глухой, затерянной среди
лесов и болот деревеньки Замшаны был склонен приписывать свое
угнетенное состояние чему угодно, только не бутыли самогона,
распитой на ночь глядя. Лежа в кровати и с усилием щурясь на
тусклый холодный рассвет за окном, староста пытался унять головную
боль, с нажимом массируя виски. Жена тихо посапывала на закопченной
печи, детишки, сынишка и дочка, спали валетом на высокой кровати.
Басисто мурлыкал толстый рыжий кот, примостившийся под боком у
девочки. В подполе деловито шуршали и попискивали мыши.
Староста приподнялся на локтях,
отбросил одеяло, встал, нащупывая ногами лапти. Подошел к окну. По
дороге, затирая следы, клубилась поземка. Ветер посвистывал в
печной трубе, шелестел голыми прутьями малинника. Пес дремал в
будке, свернувшись калачиком и укутав нос пушистым хвостом. Из
трубы на соседской крыше медленно сочился белый дымок. На дубу
сидела черная длиннохвостая и короткогривая лошадь. Снегопад
высеребрил ей круп и холку.
Лошадь?! Староста протер глаза и
прижался носом к холодной слюде окошка.
Дуб был высокий, локтей сто в высоту
и не меньше двух обхватов у комля. Лошадь стояла на нижней ветке,
на три человеческих роста от земли, и задумчиво смотрела вниз,
время от времени встряхивая головой и досадливо фыркая. Ноги лошади
казались кривыми из‑за неестественно вывернутых вбок суставов,
чтобы удобнее было держаться за ветку когтями… Загнутыми книзу
копытами?
Староста торопливо перекрестился и
начал бормотать первую пришедшую на ум молитву, как позже сообразил
– заздравную. Белая горячка в лице черной лошади осторожно
переставила сначала левую заднюю, потом правую переднюю ногу, задом
пятясь к стволу.
Отпрянув от окна, староста с шелестом
задернул занавески, осел на стул, прижимая левую руку к груди и
безумно оглядываясь по сторонам.