Из женщин отважились сунуться в лес только две. Рябая Зурби не
думала об опасности, устремленная мыслями к злополучной Рыжухе. А
Жайта сгорала от любопытства, но напустила на себя вид недоверчивый
и мрачный: плелась позади процессии и бормотала что-то про мужнины
сапоги.
В чаще ухнул филин. Крестьяне, побледнев, сгрудились вокруг
скорняка и его жены. Вилы и косы в руках внезапно показались им
нелепыми, бесполезными против грозных сил, что затаились в
чаще.
А ведунья, наоборот, встрепенулась, обернулась на уханье, словно
услышала голос друга. Стоя спиной к реке, она протянула руки к
чернеющей опушке. И заструились странные, хитро сплетенные меж
собой словеса:
О темный лес, таинственный и чудный!
В сплетении ветвей твоих таится
Неуловимая для взгляда жизнь.
Чей взор зеленый вспыхнет и погаснет?
Кого листва плащом своим укроет?
Чей шаг неслышно заскользит по мхам?
О Человек, здесь гость ты, гость случайный,
Тебе не рад притихший, хмурый лес…
Два гибких молодых деревца зашумели кронами, вершины их
закачались и вдруг резко склонились к земле, словно отдав поклон
ведунье.
Цепы и дубины в руках крестьян тоже склонились к земле –
бессильно, растерянно. Похоже, их владельцы попросту забыли, что у
них в руках оружие.
Твои глубины, чаща вековая,
Сравниться могут лишь с простором моря.
Случайный путник, что забрел в чащобу,
Подобен моряку на утлой шлюпке:
Он своего не ведает пути…
Черный куст затрепетал листвой, захрустел сучьями, и вдруг из
него выросли две кривые суковатые «руки», простерлись навстречу
крестьянам. А те как-то разом потеряли интерес и к заплаченным
деньгам, и к криворогой корове скорняка. Не в одной лохматой голове
мелькнула мысль: хорошо бы оказаться дома, у очага, а дверь чтоб
была заперта на засов… и окна ставнями закрыты…
Непостижимым и неповторимым
Был день, когда творили боги лес… –
нараспев продолжила ведунья, но ее перебило дружное оханье за
спиной.
На опушку вывалилось и заплясало, нелепо дергаясь, существо,
отдаленно похожее на человека – если бы из человека могли во все
стороны расти ветки с листьями.
– Зачем трево-ожишь меня, же-енщина? – вопросило существо
нараспев, чуть растягивая слова.
Крестьяне содрогнулись, чувствуя, что только ослабевшие от
страха ноги мешают им покинуть это страшное место со всей возможной
скоростью. И никто не заметил, как вдовушка Жайта встрепенулась, с
недоумением вслушиваясь в голос лесовика.