Но горе мне! Тут-то меня и поджидал повар! Едва я вышел из-под стула и приблизился к краю открытой печи, где с противня распространялся аппетитный запах жареного, я внезапно услыхал грохот десяти громов сразу. И какой-то неведомый мне железный демон набросился на меня сверху и укусил за ноги.
Ой-ой, как больно! Я завизжал и бросился бежать!
Лучше уж мыло Али, или даже хлыстик хозяина, чем гром и молния от разгневанного кира Танасия.
Дверь в сад была открыта.
Одним прыжком я оказался за ней.
С философской безмятежностью в саду меня поджидал Али. Как только он увидел меня, то неспеша повернул на конюшню и присвистнул, чтобы я шел за ним.
Когда мы пришли, он снял свою прекрасную галабею, закатал белые рукава, которые выступали из-под желтой полосатой жилетки, принес воды, мыло и щетку, и начались мои мучения.
У Али, похоже, был опыт обращения с собаками, к тому же он хорошо усвоил указания моих хозяев.
Не буду описывать вам страдания, что испытал я в его натруженных руках: неоднократные намыливания, немеряное количество воды, неоднократное наполнение ведер. Ох уж эти мелкие ежедневные неприятности, без которых никому в жизни не обойтись.
В конце концов, вымытого, вычищенного, на руках, как драгоценный экспонат, чтобы я не дай бог не наступил на землю и не запачкал снова лап, Али отнес меня на веранду и высадил у двери гостиной.
Вся семья сидела за столом.
Первым меня увидел незнакомец Христо, он сидел рядом с моей хозяйкой. Он крикнул:
– Ко мне, ко мне, Скамб!
– Почему ты все зовешь его Скамбом? – спросила Ева. – Тебе ведь Мицос сказал, что его зовут Буян. По-гречески он будет «Магас», что значит «крутой чувак», но мы решили, что «Буян» будет лучше.
– А с какой стати Буян, если это я вам его подарил, и сказал, что его зовут Скамб? – ответствовал Христо.
– Я же сказала. Потому что «Скамб» это по-английски, а мы греки, даже византийцы. Было бы смешно, если бы в византийском доме у собаки была бы английская кличка.
– Какая разница? – сказал Христо. – Твои речи попахивают местечковостью.
– Лучше местечковость, чем преклонение перед иностранным, – отрезала Ева.
– Ева, – строго оборвала ее мать.
Мне показалось, что Христо обиделся. Ева примолкла.
Я стоял с поднятой лапой, не решаясь, к кому пойти.
– Ко мне, Буян, – приказал Мицос.
И когда я охотно подошел, он потянул меня за ухо и сказал с необычной серьезностью: