«А… вуф», – сообщила домочадцам пробудившаяся Мута, имея в виду зашуршавшую в прихожей Лалику. Переложив бурные эмоции на перебивчатый язык потрясённого свидетеля, она подняла в гостиной не свойственный этому времени суток шум, так, что даже огонь в камине взволнованно заметался и прильнул щупальцами к кованой решётке. Когда история была изложена, а затем, по требованию тётушек, изложена повторно и помедленнее, Лалика въелась глазами в домочадцев, не желая упустить ни краешек тени их подспудных соображений по поводу случившегося.
– У тебя плавающее помутнение в хрусталике, – кряхтя и зевая заключил Руззи. – Оптическая аномалия в структуре глаза, вот ты и видишь несуществующих визитёров и прочую несусветицу. – С подобным пренебрежением к своим рассказам Лалика сталкивалась ежедневно, и зачастую собеседники были правы насчёт непомерного преувеличения значимости её историй, но сейчас это было несправедливо до жгучего пощипывания в носу. Родня никогда не баловала её сказками на ночь, (а для любого ребёнка это наиважнейший ингредиент счастья), потому она овладела этим искусством самостоятельно, да ещё и с немалой виртуозностью, подобно тому как младенцы сами себя укачивают в сиротских колыбелях.
– А вот и нет! – возмутилась Лалика насуплено, пускаясь в разрастающиеся подробности событий.
– А я знаю, кто это был, – вкрадчиво завела Кура, потом интригующе притихла под ошарашенными взглядами слушателей и внезапно загоготала отгадкой, – тайный любовник нашей Тутии!
Тётушка Тутия до сих пор не оставляла худенькой надежды выйти замуж за элитного кавалериста, адъютанта короля или хотя бы закрутить роман с одноногим почтальоном, проявлявшим к ней опрометчивую вежливость, поэтому предположение сестры показалось ей столь же оскорбительным, сколь и льстивым. Разрумянившись и далеко отлетев в сладострастных мечтаниях о тёмном силуэте любовника-карлика, она наконец взяла себя в руки и вернулась к общей беседе:
– Кура, ты бы уменьшила дозировку отравы от розоцветной плодожорки – у ребёнка уже галлюцинации.
– Она же не ела весь день, – возмутилась Кура, оправдываясь за отраву в саду, – вот у неё голова и полуобморочная.
Изначально Лалика хотела поведать тётушкам и о бесценной находке, которую спрятала в нагрудный кармашек, любовно завернув в носовой платок. Она даже интригующе воскликнула: «Глядите!», но внутренний голос предостерёг её от такого безрассудства, ведь в сиротском приюте ей наверняка понадобится обменять эти украшения на заступничество дебелой одногруппницы или даже (святы еноты!) на краюшку ржаного хлеба.