– Что ж, документы подписаны, ты осведомлена. У тебя есть время до морозов, пока не появится ледовая переправа через Луногар. А сегодня мне нужна твоя помощь в саду.
Озеро Луногар, зажатое между крутыми горными склонами, в тёплое время года оставалось неприступным: отвесные хребты нависали непреодолимой стеной, а подводные течения безжалостно тянули на дно, но с приходом зимы, когда мороз наконец усмирял гневливые воды, там возникала хрупкая дорога, ненадолго соединяющая берега.
«До заморозков месяц, ещё месяц – до ледостава, – подсчитывала Лалика. – Отложенная казнь. Лучше бы сразу швырнули меня в озеро, и прощайте навек».
В ночной рубашке до пят, с распущенными русалочьими волосами, Лалика, белоснежный мотылёк, была не по зубам болотным жабам, но перед этими оказалась бессильна. У неё навернулись слёзы от осознания своей печальной участи, но они покатились бы в три ручья, знай она тогда, что не из-за «Чурова Затона» их стоит проливать.
Супружеский союз Куры и Руззи, долгие годы державшийся в основном на общих трапезах и поездках по хозяйственным нуждам, для обоих был выносим исключительно благодаря саду: в его благоуханной свежести оба они порознь пропитывались эфирными маслами для сносной работы барахлящих шестерёнок их душ, а насосы лёгких накачивали их снисходительным терпением друг к другу – одной порцией на день. Хитроумная планировка дома учитывала сущность большинства браков и гуманно позволяла супругам не пересекаться без острой необходимости, а выходы в сад развела по разным углам и тщательно замаскировала: чубушником – для Куры и сумраком – для Руззи.
Весной краску на стенах обновили: где-то оттенками персиковой мякоти подстать закату, ежевечерне остывающему на этой стороне дома, где-то глазурным кармином с проплешинами, передразнивающими малярный валик, а где-то импровизированной желтизной, нечаянно вдохновлённой соседством с клумбой вербейника. Ближе к осени все цвета подшелушились, запылились, перемешались с тенями яблонь, но главным компонентом этой новой гармонии стала привычка взгляда. Сад, как и дом с конструктивной безуминкой, имел свои очаровательные особенности, так как в нем брал своё начало. Без спроса прорастая сквозь стол на веранде, он углублялся в спальню Тутии, затем через чердак перекидывался на крыльцо и уже оттуда устремлялся вовне, убегая полосочками мха к разноцветной путанице цветочных сортов, затем ввысь по туям, к спонтанным аркам из обнявшихся лип и вдаль до леса по непроходимому топиарному лабиринту. До конца лета на груше висел гамак-ловушка, неоспоримое оправдание для любителей полуденного сна, а рядом поблёскивал пруд-фонтанчик с беспородными рыбками, которых однажды принёс дождь.