Решение спровадить Лалику в муниципальную оздоровительную гимназию для проблемных детей вызревало годами, подобно улиточному паштету по секретному семейному рецепту, и пахло ничуть не лучше. В присутствии тётушки Куры девочка всегда была настороже: в постоянном ожидании очередной воспитательной нападки замирала и мысленно растворялась в окружающих предметах, желая освоить кошачий навык невидимости. А Кура, умудрявшаяся парадоксально сочетать неутомимую, механическую заботу о Лалике с сердечным равнодушием, довела себя до такого истощения, что теперь нуждалась лишь в избавлении от разъедающей вины за воспитательный провал. Каждый проступок Лалики (а уж она давала поводы поволноваться) становился для Куры очередным подтверждением её правоты и злобно булькающим оправданием нелюбви.
Всё семейство высыпало в сад с притворной деловитостью, якобы перебивающей важность новости про «Чуров Затон». Руззи начал греметь колокольчиками на ограде, торопливо снимая связки и с размаху кидая в корзинку; Кура, перевёрнутая над грядками головой вниз, драла сорняки за беспомощные вихры; а Тутия затеяла переодевание пугала, охранявшего клумбу с её любимыми гардениями, словно именно сегодня его наряд утратил модную актуальность.
Сад торопился дожить лето: выпучивал тугие яблоки, растопыривал лилейник, выпячивал горделивые томаты и подпыживался редисом.
«Раз у тебя всё никак не иссякает запас слёз, сходи к шпинатной грядке и сделай ей дождевание», – почти шутливо посоветовала Тутия в надежде разрядить обстановку. Лалика побрела по тропинке вглубь сада, хлюпая в такт шагов и незаметно превращая этот процесс в игру, построенную на сходстве звуков, – гравия и содержимого носа. Мута засеменила за девочкой, успевая вспахивать свежие кротовьи лазы и считывать огородные новости по кроличьим катышкам. Лалика знала, что домочадцы сконфужены, а кое-кто и пристыжен, оттого сегодня её оставят в покое, формальности ради набросав в спину поручений: «погляди там, есть ли уже нектар в сливовых шпорцах», и «заметишь вепревы копыта – пулей в дом!» Не слова, а шлепки.
В первый раз услышав жуткую легенду про Вепреву Пужилицу, стоя в толпе перед загоном бродячего зверинца, Лалика прочно связала в голове все свои детские ночные кошмары с этим таинственным пугалищем. И даже придумала ему склизкий пятачок с щекотливой порослью волосков, шесть лапок локтями и коленками вверх и пасть с концентрическими ярусами клыков наподобие лепестков водяной лилии. Разузнать же настоящие подробности ей до сих пор не удавалось: при упоминании чудовища знакомые нервно подпрыгивали плечами, то ли не понимая вопроса, то ли упираясь в возрастные ограничения таких бесед, а домочадцы роняли из рук тарелки, бледнели и теряли дар речи. Всё это прочно убедило Лалику в том, что встречаться с Вепревой Пужилицей идея хоть и любопытная, но чреватая увечьями, не совместимыми с её девичьей красотой.