«Крыса с сорок седьмого, – произнес он, его голос был тихим, мелодичным, но от этого голоса у меня по спине пробежал холодок. – Присаживайся. Не люблю, когда мои… гости… стоят столбом». Он указал на такое же кресло напротив себя.
Ноги у меня были ватными, но я подошел и сел. Мои конвоиры остались у входа, неподвижные, как статуи.
«Итак, – Орион улыбнулся. Улыбка была обезоруживающей. И абсолютно фальшивой. – Ты хотел аудиенции. Ты ее получил. Говорят, ты готов заплатить любую цену за жизнь некой Лии, номер семнадцать-сорок семь-дельта. Приговоренной, совершенно справедливо, замечу, к Нулевому Этажу за участие в диверсии. Я слушаю. Чем ты собираешься платить, Крыса?»
Я открыл рот, чтобы что-то сказать. Про Лию. Про ее невиновность. Про подставу. Но слова застряли в горле. Что я мог ему сказать? Ему, кто играл нашими жизнями, как фишками?
«Я… я сделаю все, что вы скажете», – выдавил я из себя.
Орион снова улыбнулся.
«Все? Это слишком расплывчато. И скучно. Мне нужна конкретика. У меня есть для тебя одно… поручение. Пустяковое, по меркам Башни. Но довольно рискованное, по твоим, я полагаю». Он сделал паузу, наслаждаясь моментом. «За пределами Башни, в руинах старого города, есть место. Бывшая биолаборатория „ФармКорп“. Там, если верить старым записям, должны были сохраниться образцы антибиотика широкого спектра действия. Очень редкого. И очень нужного… некоторым моим знакомым».
Антибиотики. Как в той сделке, которую я себе нафантазировал. Или это была не фантазия?
«Вы хотите, чтобы я… вышел из Башни?» – спросил я, чувствуя, как ледяная рука сжимает мое сердце.
«Именно, – кивнул Орион. – Принес мне эти антибиотики. Целыми и невредимыми. И тогда… возможно… я пересмотрю приговор твоей Лии. Даю тебе…» – он посмотрел на невидимые часы, – «…скажем, семьдесят два часа. С момента твоего выхода. Более чем достаточно для такой увлекательной прогулки».
Семьдесят два часа. Это больше, чем оставшиеся десять или одиннадцать до казни Лии. Но…
«А Лия? – спросил я. – Что с ней будет, пока я… гуляю?»
Орион щелкнул пальцами. Одна из стен напротив меня превратилась в огромный экран. На нем я увидел Лию. Она лежала на узкой койке в какой-то серой, бетонной камере. Бледная, измученная, но живая. Рядом с ней стоял медицинский аппарат, от которого к ее руке тянулась трубка.