Таксист дернул ручник, резко останавливая машину у обочины. В зловещем молчании город казался еще более чужим, наполненный тенью непонятного.
– Ваш отец тоже интересовался этим, – произнес таксист, медленно поворачиваясь к Лии. Его глаза были темны, как смоль. Он завёл мотор, но перед тем как высадить Лию, очень зло произнёс:
– Спросите у своего отца, помнит ли он мальчика в синей куртке. Того, что исчез в 2003-м. – Его пальцы сжали руль так, что костяшки побелели. – Он обещал, что дети больше не будут пропадать. Солгал. – Посмотрите на свою тень, Лия. Если она у вас еще есть.
Лия опустила взгляд на мостовую. Солнце било прямо в глаза, но где должна быть тень, зияла пустота, как разорванное полотно. В голове промелькнула мысль, что нет не только тени, но и отражения.
– Что… , спросить у мертвого? – начала Лия, чувствуя, как ее коленки становятся ватными.
– Выходите, – холодно оборвал таксист, открывая дверь. – Дальше я не повезу. Это место, где заканчиваются все дороги. А с отцом вы сможете поговорить, пусть и не в буквальном смысле.
На углу улицы Лия заметила лавку старьёвщика. В витрине, среди пыльных часов и портретов с выцветшими глазами, стояло зеркало в раме из морских раковин. За стеклом мелькнула фигура – девочка в платье, похожем на её собственное в детстве. Лия замерла, но старик внутри лавки резко дёрнул занавеску. «Не сегодня, – пробурчал он, – сегодня они смотрят». Его тень на стене подняла палец к губам, словно прося молчать.
Дом отца стоял на утесе, как надгробный памятник. Белые стены почернели от времени, а в окнах третьего этажа мелькали силуэты – будто кто-то махал ей рукой. «Воображение», – убедила себя Лия, но пальцы сами сжали ключ до боли. Сердце билось так громко, что заглушало рёв ветра. Лия вспомнила, как в детстве боялась этого дома. Каждую ночь ей снилось, что стены шепчут, а из зеркал в гостиной выползают чёрные руки. «Это просто сны», – говорил отец, но однажды она нашла его в подвале – он стоял перед огромным зеркалом, а его отражение… отражение улыбалось, когда сам он плакал. Теперь она понимала: дом не отпускал мёртвых. Или живых.
Внутри пахло лавандой и чем-то кислым – как в детстве, когда отец запирался в кабинете на сутки. Она прошла мимо запертой двери в подвал (его всегда охранял амбарный замок, ржавый и мокрый на ощупь) и поднялась в кабинет.