Астронавты - страница 32

Шрифт
Интервал


Когда в палату вошла моя мать, чтобы накормить ее ужином, бабушкино лицо переменилось. «Клара, – сказала она, – Клара». Голос ее звучал хрупко, ломко, будто в какой-то момент она засомневалась, что моя мать вернется. А теперь все остальное исчезло, теперь существовала только Клара, ее дочь. Моя мать поцеловала ее в лоб и сказала: «T’estimem molt»[22].

Иногда целую жизнь можно рассказать за секунду, одной картинкой. Любовь, которую исповедовали мои бабушка с дедушкой и моя мать, лучше всего описывается для меня не теми фотографиями с мотоциклом и фонариками, а тем, как моя бабушка произнесла: «Клара». Это имя открыло мне дверцу в мир, в котором жили они втроем.


Летом 1969-го моя мать впервые влюбилась. Она не сразу отдалась этому чувству, поначалу была очень осторожна, но потом дала себе волю – когда она так говорила, «дала себе волю», я представляла себе горку, с которой она мчалась все те годы, что была с Томасом. Книжки из той серии, одна за другой, наше с братом наследство – рассказ о счастливой юности нашей матери.

Иногда мне кажется, что они так и не расстались: любови мчатся по нашей жизни, не уходя насовсем – еще разок, музыка не умолкает, танцы продолжаются. И Томас всегда рядом с моей матерью, держит ее за руку, а бабушка делает бутерброд с тортильей тому, кто, она чувствует, станет ей зятем, сыном.

Когда моей матери исполнилось семнадцать, они вчетвером поехали в Париж. Томас был двумя годами старше, он служил в армии. Я знаю, что в том путешествии они плавали на пароходе по Сене, побывали в ресторане Maxim’s, а еще на площади Фюрстенберг, где годы спустя будут снимать финальную сцену «Эпохи невинности». Моя мать помнит свет фонарей на пути к отелю и чувство, что все только начинается, и огромное счастье – как ей повезло с семьей, и с жизнью, и с Томасом, который из товарища по «колье» – так, по-каталонски, она называла их летнюю компанию – стал ее возлюбленным. Прекрасное воспоминание о тех первых отношениях, в которых ей казалось, что такой и будет ее жизнь – невинной, мирной, чистой и полной открытий.


Все неожиданное пугает нас, и дедушка, всю жизнь проработавший пожарным, всегда говорил, что худшая из возможных смертей – смерть внезапная. Дедушка боролся с ней при самых разных обстоятельствах – в пожарах, в авариях и при обвалах домов. Но я помню, как несколько раз он с глубокой грустью рассказывал мне о товарищах, которых потерял, и о том, как продолжал надеяться на встречу, что они вдруг возьмут и войдут к нему в дом.