Полинка отвернулась от Ивана, словно разговор был окончен. Она медленно приблизилась к Ермолке, который замер, опустив голову, как пойманный зверёк. Старуха протянула руку и неожиданно мягко положила ладонь на его спутанные волосы. Мальчик вздрогнул от прикосновения, но не отстранился.
– Ставь у очага, – проговорила она, не убирая руки. – И ещё три ведра принеси.
Ермолка осторожно опустил ведро, стараясь не расплескать остатки воды. Он уже повернулся к выходу, когда Полинка снова заговорила:
– Ты теперь за него в ответе.
Её слова упали в тишину избы, как камни в омут. Ермолка медленно обернулся, его глаза расширились от удивления и страха. Он перевёл взгляд на Всеслава, распластанного на лавке, и сглотнул.
– А если он умрёт? – шепнул мальчишка, едва шевеля губами.
Полинка склонила голову набок, разглядывая тощую фигурку с выпирающими ключицами и исцарапанными коленями.
– Значит, ты не справился, – ответила она просто, без угрозы, как сообщают очевидное.
Ермолка переступил с ноги на ногу. Его лицо, покрытое пылью и царапинами, выражало смесь страха и решимости. Он снова посмотрел на Всеслава, и что-то в его взгляде изменилось – мелькнуло подобие понимания.
– А если я умру? – спросил он тихо, но уже без дрожи в голосе.
Полинка улыбнулась – впервые с момента их появления. Улыбка преобразила её лицо, сделав его почти молодым, почти красивым.
– Значит, выполнил долг, – сказала она, и в её голосе прозвучало что-то похожее на одобрение.
Ермолка подошёл к лавке и наклонился над Всеславом. Осторожно, едва касаясь, он провёл пальцем по краю повязки юноши, где проступили тёмные пятна крови.
– Тяжёлый долг, – пробормотал мальчишка, выпрямляясь. Он повернулся к Полинке и Ивану, которые наблюдали за ним. – Весит, как три каравая.
Полинка кивнула, словно услышала именно то, что ожидала.
– Иди за водой, – сказала она, отворачиваясь к своим травам и корешкам. – Начинаем работу.
Ермолка бросил последний взгляд на Всеслава и выскочил за дверь. Его босые ноги застучали по деревянным ступеням, унося прочь от избы, но все знали – он вернётся.
Всеслав наблюдал за Полинкой, едва сдерживая дрожь. Каждое её движение казалось тягучим, будто она двигалась сквозь невидимую толщу воды. Старуха подошла к одной из низких полок, заставленных пучками трав и глиняными горшочками с притёртыми крышками. Её сухие пальцы скользнули между связками сушёных цветов и выудили небольшой узелок, стянутый кожей барсука.