Сейчас – тринадцать двадцать семь по внутреннему аду. Время нестабильное, оно в моей квартире течёт, как водка по иконе. На продавленном диване я лежу в позе усопшего Ленина, в зубах у меня самокрутка, а в глазах – опилки из вчерашнего страха.
С потолка на меня смотрит паутина. Она, пожалуй, самый честный объект здесь. Ни одна государственная структура не была столь прозрачной и одновременно безжалостной.
Под окном воет сучка. Три дня подряд. То ли женщина, то ли музыка из далёкого девяносто восьмого. Не за мной. За мной только черти.
Черти мои ручные. Пьют со мной из одной банки, хихикают, когда я рву квитанции ЖКХ. – Дездемон, – шепчут, – пора… ну сам знаешь. Разбежаться. Удариться. Об стену. Со всей искренностью. – Рано, – говорю, – я ещё не оплатил Интернет.
Будущее есть.
Я повторяю это себе, как молитву или пароль от чёрного входа в бессмертие. Только входа нет. Есть только я, бутылки с именами – «Вчера», «Мама», «Социальная справедливость» – и одна, без этикетки. Из неё пью по праздникам, когда кто-то умирает из знакомых.
Думки вползают, как тараканы: о стране моей. Прекрасной, как сгоревший собор. Жить тут – всё равно что играть в шахматы на минном поле. Я уже ферзя потерял. И веру. Остался только конь. И тот с похмелья.
Я и сам бываю разный. Иногда – экстремист. Иногда – добрый, как электричка без тормозов. На плече у меня ангел, молчит и слушает Высоцкого. А на другом – рыжий бес, весь из газетных заголовков и гневных комментариев.
Он орёт: – БУДУЩЕЕ ЕСТЬ! – Где? – спрашиваю. – Вон, за углом, в аптеке. Но ты не успеешь.
В голове у меня калейдоскоп: обрывки песен, схемы без света, инструкции для глухих, как выжить при встрече с полицией и с вечностью.
На двери гроба, что стоит у порога, я наклеил стикер: «Не беспокоить». Свободу я уже похоронил. Надел чёрный бантик, сказал пару слов. Кремль, правда, не пришёл. Он вообще на похороны не ходит – только на инаугурации.
Сирена орёт за окном. Кто-то ещё что-то требует. Требует чего? Правды? Горячей воды? Смысла? Черти смеются. Им не надо ничего. Они довольны качелями – туда-сюда. Пока я здесь, они – тоже.
БУДУЩЕЕ ЕСТЬ. Смешное, как шутка без смеха.
И вот я – Дездемон Сидоров. Последний национальный романтик. Стою у окна с самокруткой, смотрю вниз на мир и вверх – в трещины потолка. Паутина качается. Муха жива. И я – пока ещё – тоже.