Чернокнижник отступил во мрак, и послушник опустился на скамью, поближе придвигая спасительный фонарь и чувствуя, как мелко дрожат руки, то ли от страха, то ли от незнакомого, тревожного восторга…
***
Брат Китон пришел в мир незваным и с самого рождения носил неказистое прозвище Крысенок, сам, впрочем, ничуть не считая его обидным.
Семнадцатилетняя трактирная судомойка опросталась им прямо в кладовой, не успев отереть рук от сажи котла, который аккурат чистила, застигнутая родами. Тучная кухарка миссис Бути сноровисто завернула кричащего младенца в грязный материнский фартук и с неодобрением посмотрела в сморщенное личико:
– Ужо не мог погодить? – проворчала она, – котел-то теперь кому дочищать?
Сунув ребенка матери, она сгребла с пола окровавленное тряпье и сухо отрезала:
– Не бери грех на душу, Мардж. Куда тебе, мыши запечной, дитё? Сама с корки на огрызок перебиваешься. Помрет, не иначе. Неси сразу в приют, что при церкви святого Панкратия. Я тебе скатерку дам, завернешь потеплее, глядишь – и спасет Богородица.
Но Мардж, тщедушная и слабая легкими замарашка, упрямо закусила бескровную губу и прижала к себе младенца:
– Спасибо, тетушка Бути. А только не могу я. Вон, вчера за ларями пол мела, да крысиное гнездо разворошила. Крыса-то с приплодом оказалась. Так сколько мы с Кэти ни визжали да метлами ни махали – она всех своих голышей в подпол снесла, ни одного не бросила. Чего ж я, хуже крысы, что ль?
Миссис Бути только покачала головой, но с того дня пыталась то подсунуть Мардж ломоть тушеной репы, то соскрести для нее со стенок котла полмиски каши.
Младенец же, крещенный Китоном, рос прямо на трактирной кухне, где сердобольный хозяин, сам схоронивший четверых детей, позволил поставить колыбель.
Тот, кто хоть раз бывал в кухне ист-эндского трактира недобрых времен ее величества Марии Тюдор, едва ли может представить себе менее подходящее место для детской люльки. Грязный, душный полуподвал с закопченными стенами, полный пара, дыма от сырых дров, вони прокисших помоев и громкоголосой ругани, был сущим вертепом, где за гроши остервенело трудились заморенные нищетой люди. Здесь были мужчины и женщины, совсем юные, вроде Мардж, или уже изглоданные жизнью, как седой истопник Роб, безнадежно одинокие или обремененные огромными голодными семьями, все еще здоровые или уже доедаемые той или иной хворью. Здесь уважали лишь за способность выживать. И Китон выжил, тем самым заслужив всеобщее сдержанное одобрение.