Год. Целый год прошел с тех пор, как этот готический исполин из темного гранита, устремивший острые шпили в хмурое небо Мэна, как каменные пальцы, сжимающие облака, забрал у нее дочь. Эллис сжала руки в карманах. Время не залечило. Оно лишь наложило тонкую, хрупкую пленку рутины поверх зияющей раны. Пленку, которую малейшее воспоминание – запах воска, скрип дерева, вид резного балкона – рвало безжалостно, выпуская наружу гной вины и отчаяния. Вины за то, что не удержала, не предвидела, не крикнула громче. За то, что привела Лизу сюда.
Собор нависал над ней, мрачный и неумолимый. Окна-розы, лишенные солнечного света, смотрели на мир пустыми, слепыми глазами. Гигантские дубовые двери главного портала казались вратами в иной мир – мир склепа, вечного холода и тишины, той самой, что воцарилась после последнего хруста костей Лизы под обломками. Эллис вдохнула спертый воздух, смешанный с запахом моря, и ощутила знакомое давление в висках. Оно начиналось здесь всегда – густое, тяжелое, как будто само здание затаило дыхание и выжидает. Как будто камни впитывают не только молитвы, но и отчаяние, страх, самую суть боли.
«Миссис Бреннан?»
Эллис вздрогнула, резко обернувшись. За ней стоял невысокий, сухонький мужчина лет шестидесяти в аккуратной темной куртке и шапочке-ушанке. Его лицо, изборожденное сетью морщин, было серьезным, но не недобрым. Темные, внимательные глаза смотрели с осторожным сочувствием. Отец Дэниел Кэссиди. Настоятель. Тот самый, который бледный и растерянный, пытался что-то бормотать о Божьей воле, пока санитары уносили завернутое в черный пластик тело ее ребенка.
«Отец Дэниел», – выдавила она, пытаясь придать голосу твердость. Он протянул руку в шерстяной перчатке. Эллис машинально ответила на рукопожатие. Его пальцы были удивительно сильными для такого тщедушного телосложения.
«Просто Дэниел, пожалуйста. Мы здесь не особо формальны, – он попытался улыбнуться, но улыбка получилась напряженной, не дотягивающей до глаз. – Рад, что вы решились. И благодарен. Найти смотрителя… человека, который согласится жить здесь, после…» Он запнулся, смущенно покашлял в кулак. «После случившегося, было непросто».
«После того, как здесь погибла моя дочь», – четко произнесла Эллис, глядя ему прямо в глаза. Пусть знает. Пусть все знают. Она не пришла сюда забыть. Она пришла сюда, потому что забыть не могла. Бежать от этого места было все равно что бежать от самой себя, от призрака Лизы, который, она знала, навсегда останется бродить в этих каменных стенах.