Жребий выпал какому-то парню. Но тут решили, что с молодой семьёй ему будет не потянуть ещё восемь лишних ртов, поэтому кинули жребий во второй раз. Выпало теперь наоборот, старику, отправившему своих старших сыновей на смотрины невест чуть ли не в стольный град, и дополнительные расходы он тоже не одолеет, ибо иначе сыновья останутся бобылями. Староста махнул рукой, выкинул обратно в грязь соломинки, эти баловни судьбы, и взял власть в свои руки: то есть приютил нас у себя.
Мы зашли познакомиться с его семьёй. Был уже вечер, все вернулись в дом, хозяйка накрывала стол для ужина, старшие сыновья сновали по разным нуждам со двора домой и из дома на двор, ни на кого из них мы не произвели ни малейшего впечатления.
Было ясно, наша команда оказалась здесь неизбежным злом, которое надо перетерпеть сегодняшним хозяевами, а назавтра отдать соседям. Только штук пять ребятишек, которые лежали на каких-то полатях у самого ската крыши промежду высыхающих льняных снопов, с интересом за нами наблюдали. Подмигнув им, я предложил своим приятелям устраиваться, умыкнул с собой на двор глухого Валентино, подобрал в сенях щепок и усадил приятеля на чурбачок у забора.
«Ты, – объяснял я ему на пальцах, – очень хорошо работаешь по дереву».
Тот закивал, и полез за перочинным ножом, который всегда держал при себе. Затем поднёс его к моим глазам в ожидании узнать, что от него требуется.
Я объяснил, что у хозяина наверху лежат грустные дети, и их можно развлечь только музыкой. И только тут я осёкся. Я всё это объясняю человеку, который с детства не слышал не то, что пения птиц, а даже колокольного набата.
Но Валентино успокоил меня жестом. Сказал, что у себя дома он вырезал беднякам разные дудочки-пикколо, поэтому он понял, о чём я ему говорю. Мигом этот гений своего дела и обладатель широкой души вырезал целых три свистка, таких звонких, что слегка дунув в один из них, я нечаянно вызвал на бой дворового петуха, копавшегося до этого в своих неотложных делах.
Мы вернулись в избу. За время нашего отсутствия все уже успели что-то поесть, хозяйка складывала нечистую посуду, дети карабкались обратно на полати, итальянцы шептались о чём-то своём в уголку, а русские кузнецы толковали с хозяином. На столе стояли две тарелки с нашей с Валентино остывшей полбой.