Конь к общему удивлению поднялся на дыбы, набрал в свои лёгкие воздуха до отказа, начал рыть землю передним копытом так, что если бы дорога была сделана из камня, как в Милане или Дублине, то посыпались бы из мостовой искры. Эта живая машина готова была дать ходу, но всё лишнее изверглось изо всех анатомических отверстий, и Иоахим медленно поплыл, набирая скорость и давая из ноздрей отсечку. Бартоломео и Сидор Матвеевич едва успели заскочить плашмя в тележку. Так они уехали искать и измерять ту десятину, которая предназначалась нам. Все провожающие тогда поняли, что наш старый Иоахим такой же тугоухий, как и несчастный Валентино.
Чем дольше не возвращались Бартоломео с Сидором Матвеевичем, тем становилось нам грустнее от понимания того, что удел земли, нам предназначенный, располагается отнюдь не близко. А в это время Юрий и Яков успели потолковать с местными жителями и жестами пригласили меня в соседний лесок для серьёзного разговора.
Смысл его сводился к следующему. Оказалось, что местные добывают в болоте то, о предназначении и ценности чего не имеют понятия. Их задача – это черпать болотную влагу, корёжить деревья и промывать скопивший под древесными корнями жёлтый камень.
«Я с этим камнем работал и научил этому Юрия. – Поделился Яков. – Из этой субстанции при умеренной температуре плавки получается железо. Это болотная руда».
«Я тоже знаю эту руду, – несколько раздражаясь от подступавшего чувства безысходности, ответил я. – Ну и что? Когда-то на родных болотах я имел с этим дело и помню, чем это закончилось».
«Ну и чем же?» – спросил любопытный Юрий.
«А ничем. Это же чепуха, пыль! – Я даже так занервничал, что вскочил от волнения. – Я работал с настоящими металлами у себя, так там это всем металлам металл, а здесь всё мусор какой-то, а не железо. Из него мы сможем наделать лишь гвоздей скверного качества и продать один раз в селе, на второй раз нас побьют».
Яков меланхолично обвёл взглядом окрестность.
«Другой руды у нас для тебя нет…, – и после долгой паузы, которую я запомню навсегда, как одну из тех минут, когда решается судьба, Яков продолжил, – нам бы кузнецу поблизости, мы бы облагородили и обогатили не только тебя и себя, но и этих несчастных».
Подразумевал он под несчастным, судя по пафосу его речи, не только работников этих болотных рудников, а мыслил обширнее. И тёмная авантюрная мысль именно тогда поместилась в моей голове, как зерно, упавшее в готовую почву.