Артемий стоял, дыша свободнее. Паутины не было. Гнев утих, сменившись глубокой, пронзительной усталостью и… облегчением. Он посмотрел на Рафаила. Воин Света кивнул, и в его обычно строгих глазах мелькнуло одобрение.
– Одно семя проросло, Артемий, – прозвучал колокольный голос. – Но путь долог. Следующая ступень – Гнев. И его страж куда яростнее Паука Лжи. Готовь сердце. Помни каждый миг, когда ты укротил ярость. Это будет твоим щитом.
Туман перед ними сгустился, окрашиваясь в багровые и кроваво-красные тона. Оттуда донесся низкий, яростный рев, от которого содрогнулась сама пустота. Запахло гарью и раскаленным металлом.
Артемий глубоко вздохнул (призрачно, но необходимо) и шагнул вперед, навстречу реву. Его путь только начинался, и следующая бездна звала его именем Гнева. Но теперь он знал – он не один. И у него есть оружие: память о малом добре и Свет, идущий рядом.
Глава Вторая: Лавовые Поля и Раскаленный Бык
Облегчение от победы над Зеркальным Пауком Гордыни было недолгим, как затишье перед бурей. Едва Артемий шагнул вслед за сияющим воином Рафаилом из пространства искаженных отражений, как воздух вокруг сгустился, наполнившись жаром и запахом гари. Серые тона тумана сменились багровыми, кроваво-красными и угольно-черными. Под ногами вместо зыбкой пустоты появилась земля – но какая! Растрескавшаяся, черная от копоти, сквозь трещины в которой лился адский багровый свет. Это были Лавовые Поля. Жара стояла невыносимая, воздух дрожал, обжигая призрачное существо Артемия. Каждый вдох обжигал легкие. Вдалеке вздымались конусы огнедышащих гор, извергающие реки раскаленной породы.
– Крепи дух, Артемий, – голос Рафаила прозвучал как звон стали, но в нем слышалась особая напряженность. Его светящиеся доспехи отсвечивали алым в этом пекле. – Мы вступили в Царство Гнева. Здесь душа испытывается огнем своей же ярости. Помни каждый миг милосердия, каждое сдержанное слово, каждую защиту слабого без жестокости. Это будет твой оазис.
Артемий почувствовал, как знакомое, едкое пламя начинает разгораться у него внутри. Воспоминания об обидах, несправедливостях, предательствах всплывали сами собой, подпитываемые жаром этого места. Его призрачные кулаки сжались. «Да, я гневлив… И что? Разве гнев мой не был праведным? Разве я не защищал слабых?»