Призывники были похожи на приговоренных. Простые холщовые мешки за плечами, в руках – кто палку, кто старую косу, переделанную под подобие алебарды. На лицах – смесь страха, решимости и пустоты. Калеб искал глазами Алисию. Нашел. Попытался улыбнуться. Не получилось.
Староста Горимир что-то говорил, напутствовал. Его слова тонули в гнетущей тишине. Потом он просто махнул рукой. Пора.
Началось прощание. Рыдания, объятия, последние наказы, шепот молитв. Алисия подошла к Калебу последней. Она не плакала. Слезы кончились за ночь. Осталась только ледяная пустота внутри и жгучая боль под сердцем. Она смотрела на него, запоминая каждую черточку – форму бровей, изгиб губ, тень ресниц на скулах.
– Возьми, – она сунула ему в руку маленький сверток. – Еда. На дорогу.
Он кивнул, сунул сверток в мешок. Потом взял ее руки в свои. Его ладони были холодными.
– Жди, – сказал он тихо, но так, чтобы слышала только она. – Помни обещание. Я вернусь.
– Я буду ждать, – ответила она, и голос ее не дрогнул, хотя внутри все сжалось в тугой, болезненный комок. – Каждый день. Каждый час. Возвращайся, Калеб. Возвращайся ко мне целым.
Он наклонился и поцеловал ее. Коротко, сильно, как клятву. Потом прижал ладонь к камню-оберегу у нее на шее, поверх платья.
– Никто и ничто, – прошептал он.
– Никто и ничто, – повторила она, касаясь его камня, спрятанного под рубахой.
Он еще раз посмотрел на нее – долгим, пронзительным взглядом, словно впитывая ее образ навечно. Потом резко развернулся и пошел к другим призывникам, которые уже строились в неуклюжую колонну. Дарин хлопнул его по плечу. Калеб не оглянулся.
Колонна тронулась. Пятеро парней, пятеро душ, уходили по дороге на восток, в сторону Города Приречного. В сторону войны. В сторону демонов. Рыдания женщин стали громче. Алисия стояла неподвижно, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Она смотрела ему вслед, пока его фигура – высокая, прямая, в поношенной рубахе, с мешком за плечами – не превратилась в маленькую темную точку на пыльной дороге. Потом точка исчезла за поворотом.
Она стояла еще долго, когда все уже разошлись. Солнце поднялось выше, но не согревало. Долина Тихой Воды была прежней – холмы, река, дома, Дуб. Но душа Долины, ее сердце, ушло вместе с ними. Ушло на войну. Воздух был наполнен не запахом травы и дыма, а горечью разлуки и страхом неизвестности.