Все чувства обострились, разгорелись с новой силой, но теперь это был иной огонь. Все стало острее, ярче, контрастнее, яростнее в своей красоте.
Вино, прежде просто кисловатый, дешевый напиток, способ уйти от реальности, теперь обжигало губы терпкой, сложной сладостью, оставляя на языке послевкусие тайны, обещаний, каких-то откровений. Каждый глоток был событием.
Музыка, доносящаяся из колонки и бывшая просто белым шумом для пьяных разговоров, вдруг зазвучала! Зазвучала так, будто в каждой ноте, в каждом аккорде пряталась целая вселенная эмоций – то безудержно веселая, то пронзительно горькая, но всегда невероятно живая, дышащая. Я слышал игру каждого инструмента, чувствовал вибрацию басов грудью. Даже тусклые лампочки гирлянды, растянутой по стене, эти жалкие, мигающие светлячки в паутине проводов, теперь лили не просто свет, а мягкий, теплый, медовый поток, лаская глаза, создавая ауру интимности и тайны в прокуренной комнате. Каждая пылинка в луче света казалась драгоценной.
А сердце… сердце стало больше. Горячее. Энергичнее. Словно его наполнили не кровью, а расплавленным золотом, тяжелым, сияющим, дающим невиданную силу. Оно билось мощно, уверенно, как молот кузнеца, отдаваясь гулким эхом во всем теле. И тогда, сквозь этот хаос новых, обостренных до предела ощущений, сквозь сладкое головокружение от алкоголя и музыки, ко мне вернулось давно забытое, почти детское чувство – любовь. Не та робкая, неуверенная тень влюбленности, что мелькала раньше, а настоящая. Густая, как выдержанное вино, опьяняющая, как запах цветущих яблонь в теплую майскую ночь, всепоглощающая и бесстрашная. Она накрыла меня с головой, как волна.
Анастасия, примостившись рядом на старом диване, лежала на моей груди, дышала горячо и часто, ее дыхание щекотало кожу у шеи. Ее пальцы, легкие, невесомые, как крылья мотылька, трепетно касающегося цветка, скользили по моим плечам, по ключицам, оставляя за собой невидимые, но жгучие следы. В ее прикосновениях не было ничего случайного. Я уже знал, с абсолютной, не требующей доказательств уверенностью, что она станет моей. Не думал об этом, не гадал, не строил планов – просто знал. Как знают, что солнце взойдет утром, что трава зеленая. Это было предопределено тем самым вечером, той силой, что вырвалась наружу и привлекла ее. Возможно, на её месте, в иной жизни, могла оказаться другая – история знает миллионы таких подмен, случайностей, – но провидение, этот старый, ироничный шутник, подсунуло мне именно её. В тот самый момент, когда моя душа, оголенная и очищенная яростью, распахнулась, как парус, готовая принять что-то новое.