Катя широко открыла глаза. Перевела их на бригадира.
– Это правда, Костя? – Все для себя новое она впитывает с
жадностью.
Тот помедлил. Кивнул.
– Правда.
Хорошо помню, как загорелись у Антона глаза.
– Но это только если повезет, – продолжал Костя. – Можно месяцы
искать и ничего не найти.
– А ты сам когда-нибудь искал? – спросила Катя.
– Приходилось… – Он посмотрел на Санька. – Я сразу понял, зачем
ты здесь. Как только пику твою увидал...
– Вот почему ты типа один захотел работать, – догадался
Антон.
– И много уже нашел? – поинтересовался Костя.
– Да не фига не нашел! – сердито сказал Санек. – Так, мелочь. А
должно оно здесь быть, должно! Все говорят, что это мумииные горы…
– Он встал с недовольным видом.
– Пойду на завтра дров заготовлю. – Санек дежурил на следующий
день. Он ушел.
Алиса вдруг восхищенно воскликнула:
– Как ты его, Олежек! Я никак не ожидала.
– А я ведь ничего не помню, – признался я.
Алиса красочно описала, как я вскочил, в два прыжка подскочил к
Саньку, схватил его за воротник, приподнял и швырнул на землю. Не
могу назвать себя особенно физически сильным, но в такие мгновения
силы мои удваиваются. Как будто уже не мускулы работают, а одна
психическая энергия.
Я лишь усмехнулся.
Обычно вспылю, а потом мучаюсь. Никогда не забуду случай в
школе. Был среди моих учеников Жора Огрыцко, пятиклассник. На
уроках он вел себя вызывающе. Все учителя от него страдали. Похоже,
он гордился такой своей ролью, она придавала ему чувство
собственной значимости. Однажды я не сдержался. Щелкнул его
карандашом по лбу. Не сильно, конечно. Он пожаловался родителям. Те
– директору. На собрании обсудили – и осудили – мое поведение. Я
получил выговор. Все это было крайне неприятно. Я подал заявление
об увольнении. Не столько от обиды, сколько от стыда. Не имел я
права стукать его карандашом. Этим я его оскорбил. А ребенка
оскорблять нельзя. Ребенок уже в пять лет – личность. Дети, может,
даже острее реагируют на оскорбления, чем взрослые. Ученики жалели,
что я ухожу. Но оставаться там я не мог. А вот этой своей вспышки я
нисколько не стыдился.
– Вот так, Антон, надо было Саньку отвечать, – сказала Катя.
Тот смутился. Опустил глаза. Даже, насколько я мог разглядеть в
наступающих уже
сумерках, покраснел.
– Типа пресвитер говорит, врагам надо как бы прощать.