Часовой разочарованно ругнулся, приложил ухо
к двери, выдохнул. И когда он поворачивался, наемник стелющимся
движением, едва приподнявшись, швырнул в его сторону что-то.
Саркмуш не успел рассмотреть, что именно, столь стремителен был
бросок. А часовой, изломившись, ухватившись за горло, уже оседал в
жесткую траву у крыльца.
—
Бегом! — приподнял мальчишку за ворот с земли наемник и толкнул
вперед, к дому. Тот споткнулся от неожиданности, едва не упал,
замахал руками, но выправился и побежал к дому. Слезы застилали ему
глаза, крик — он узнал голос сестры — бился в ушах.
Нечаянный спаситель опередил его. Саркмуш
только проскочил выбитую, измочаленную калитку, а наемник уже тащил
к двери колоду, валявшуюся поодаль.
Мальчик едва не бросился отнимать у него
тяжеленную деревяшку, невесть где подобранную в прошлом обороте
отцом, да так и не ставшую чем-то полезным. Мужчина схватил его за
плечо, затряс.
—
Эй, перестань дурить!
—
Мама… — беспомощно произнес Саркмуш, чувствуя, как рыдания снова
сдавливают горло.
Наемник опустил глаза.
— Ты
не поможешь им… И я не смогу. После того, что с ними сделали… Они
мертвы. Ты можешь только отомстить. Плакать будешь потом. Парень,
очнись! У нас считанные четки! Беги на ту сторону, найди
какую-нибудь палку, закрой и подопри ставни. Я на другую сторону!
Быстро, быстро!
И
Саркмуш побежал. В груди его словно клокотал пожар, грозящий
разорвать маленькое тельце на клочки, слезы пересохли.
Он
подхватил слегу, которую только вчера отец обстругивал, примеряя к
забору, драгоценное дерево едва не вырвалось из рук. Помогая себе
второй рукой, подтащил добычу к окну. Дыхание рвалось из груди
хрипом. Мальчик даже испугался, что его услышат убийцы.
Выдохнув, сдернул с крючка веревочную петлю,
удерживающую открытой ставень, затаив дыхание прокрался под
окошком, освободил второй, захлопнул тяжелые, крепкие ставни,
долгие обороты защищавшие его семью от хищников и ночной нечисти. И
припер их слегой.
В
доме раздались проклятья, в ставни ударило что-то
тяжелое.
—
Быстро! У вас есть сено? Ветки? — отрывистым шепотом просипел
невесть как оказавшийся рядом закатник.
Саркмуш кивнул.
—
Тащи быстрее, сколько сможешь! Сейчас они будут пытаться вырваться.
Нельзя, чтобы они ушли!
И
снова он послушался. Чувство потери рвало душу, в голове не
осталось никаких мыслей. И только жар внутри, обжигающая ненависть
к нелюдям, убившим всех, кого он знал, убившим маму и
тихоню-сестру, гнала его вперед.