Рыжий упрямо замотал головой:
—
Если меня в родном селении не принимали, то в чужом вовсе со свету
сживут.
—Даже так? — Наемник задумался. Потом пожал
плечами: — Ну что же, значит, так суждено. Как, говоришь, тебя
зовут?
—
Саркмуш.
— Не
слышу!
—
Саркмуш! — почти выкрикнул мальчик, не понимая, к чему это
представление.
—
Итак, урок первый: когда к тебе обращается старший, ты
представляешься внятно, громко и четко, называя свой статус и имя.
Твой статус на сегодня — ученик. Так кто ты?
—
Ученик Саркмуш!
—
Хорошо. А теперь, ученик, побежали!
—
Зачем?… — удивился рыжий и ойкнул, получив весомый
подзатыльник.
— Я
сказал, «слово моё станет законом». Я не разрешал задавать вопросы
— значит, ты просто делаешь. Любое неразрешенное слово будет
караться. Вперед!
Они
шли по степи еще шестнадцать дней, спутник сменил полный диск на
ущербную изогнутую полоску, а затем и вовсе пропал с небосвода.
Стали появляться чахлые рощицы, иногда путники натыкались на
тоненькие, почти пересохшие, но живые ручейки, окруженные яркой,
сочной зеленью. И все это время Саркмуш учился. Учился ходить по
песку и травостою, оставляя минимум следов, читать чужие следы,
разводить костер из всего, что может гореть, подкрадываться к
пугливым аракам так, чтобы схватить руками, находить направление по
звездам, готовить походную еду.
По
словам тамир-адаза, получалось из рук вон плохо, но Саркмуш не
оставлял попыток и, пусть медленно, но учился.
На
седьмой день учитель протянул ему прямую палку с обмотанным
веревкой концом и объявил, что мужчина должен уметь
защищаться.
С
тех пор дневные переходы стали короче, а с заходом светила два
колокола наемник учил юношу обращаться с палкой, которую упорно
называл «учебный меч».
Перед сном учитель обязательно что-нибудь
рассказывал. О других странах, о странном снеге, пушистыми хлопьями
укрывавшем землю на зиме. О нарах и шурхейрах, о таинственных
шейри, о животных и птицах. Угасающий костер обрисовывал бронзовым
ободком его профиль, ответы костра разбрасывали причудливые блики,
а мужчина рассказывал. Негромко, невыразительно, но так подбирая
слова, что мальчик словно воочию представлял себе невиданных зверей
и птиц, чудесные места и их удивительных обитателей.
Наутро человек Заката требовал пересказа
того, о чем говорил накануне. Саркмуш ныл и жаловался, что всего
слишком много, он не успевает, не понимает, не может...