— Они бесхитростны, как дети… — махнул рукой Форкс. — И всё не
могут решить, в ком больше доблести, чей род достойней встать над
другими… Вот и режут друг дружку почем зря в своих лесах. Хорошие
враги…
Блюющий у густого раскидистого кустарника толгув разогнулся,
вытирая рукавом губы и оглядываясь. В кустах угадывалась
притаившаяся фигура.
— Сегимий, анэска аэ? — послышался осторожный шепот, и
незнакомец протянул руку из ветвей. На раскрытой ладони белела пара
крупных птичьих яиц.
— Аэ, — кивнул Сегимиус, встряхивая головой, и торопливо выпил
яйца. Выглядел он собранным и трезвым. Однако вскоре, развернувшись
к освещенному шатру, сотник двинулся обратно прежней нетвердой
походкой, с блаженной улыбкой на лице.
Утро началось с переполоха — наемники-арзратцы поймали толгува.
Дикарей было несколько, они наблюдали за лагерем с дальнего холма у
поворота реки. Увидев всадников, лесовики порскнули в разные
стороны и скрылись в перелеске. Словить удалось только одного,
самого неудачливого. Сдав пленного, арзратцы надеялись на поощрение
и горланили во весь голос, чтобы Светлейшие знали, кто добыл
лазутчика.
Светлейшие услышали. Форкс рыкнул, и ему тотчас принесли
умываться. Вместе с ведром подогретой воды притащили пленного.
Вскоре позвали Сегимиуса — одетый в меховое рванье толгув хлопал
глазами, не разумея высокой речи. Ретур, прихлебывая горячий взвар,
искоса поглядывал на союзника. Тот выглядел бодрым и свежим, словно
не он упился вчера, уснув под столом. Молодость…
— Кто таков? — ткнул в пленника Форкс.
— Так охотник, видно же, — пожал плечами Сегимиус и перевел.
Выслушав сбивчивый ответ, кивнул. — Да, охотник…
— Глаза пялили, потом дали деру, — вытирая лицо, пробурчал
Форкс. — То твои дела, наместник. Меня не касаются, — отрезал Форкс
и направился к выходу.
— На столб. Пусть порадуется, — велел Равар, промокая платочком
испарину и украдкой разглядывая Сегимиуса. Тот спокойно смотрел,
как радостные наемники потащили пленника прочь. Вытесывать столб и
вкапывать в землю арзратцы не стали — некогда. Бедолагу наскоро
примотали к придорожному деревцу, заведя руки назад.
— Взрежем улыбки! Восславим Пагота! — заорали арзратцы.
Поймавший охотника наемник достал кинжал и двумя короткими
движениями располосовал щеки пленному. Тот взвыл и забился в путах.
Арзратцы засмеялись, а палач отсек ветку, наскоро обкорнал и
вставил прут в разрезанный рот толгува, распялив в кровавой
улыбке.