Слезы в глазах блондинки… ее уютная, почти домашняя красота и
веснушки на носу.
Он покачал головой. Возможно, это самое главное. Справедливость.
Хотя думал в это время о красивых загорелых плечах. И о груди.
Высокой крупной груди.
Но грудь ведь не мешает справедливости, верно?
Я быстро, сказал себе Гилберт. Развернулся и пошел к крыльцу.
Запах навоза стал гуще, хотя должно было бы быть наоборот.
Я быстро, возьму меч и сразу уйду. Нечего здесь делать, это была
ошибка и…
Ошибкой было рассуждать об ошибках вместо того, чтобы исправлять
их.
Старое рассохшееся дерево скрипнуло под его длинными ногами,
когда он шагнул на крыльцо. Позади лежал почти вымерший в это время
дня городок.
Гилберт замер и прислушался.
Из глубины гостиницы доносились негромкие ленивые голоса.
Наверное, хозяин с кем-то беседует. Или тот, единственный ленивый и
заросший, как баран, слуга, чешет языком с кем-то из
постояльцев.
Если пройти по задней лестнице, то его даже не услышат. Гилберт
снял сапоги, взял их в руки. Медленно обогнул, ступая мягко, косяк
двери. Двинулся к лестнице.
Скрииип.
Вонь навоза стала невыносимой.
Ему навстречу шагнули двое, звякая сталью и перебивая вонь
такими знакомыми солдатскими запахами – железа и намасленной кожи.
Только это были не солдаты…
Инквизиторы.
* * *
- Ваше имя?
- Мое имя? – Гилберт сморщился от боли в затылке и поднял
глаза на говорившего. – А… а зачем вам мое имя, святой отец?
Мысли путались.
Еще бы не путаться после того, как по голове отвесили так, что
едва череп трещинами не пошел.
- Вопросы здесь задаем мы, сын мой, - мягко заметил маленький
человечек в монашеском одеянии. Среди громил и их белых с зеленым
старомодных сюрко, выдававших принадлежность к ордену инквизиторов,
он в своей черной монашеской сутане казался крошечным и совсем…
неопасным. Точно маленький галчонок, скачущий промеж небрежно
раскрашенных игрушечных солдатиков.
Только Гилберт вдруг почувствовал, как покрылся гусиной кожей.
Хуже нет сочетания – мягкий, располагающий к доверию голос и
собственные руки, выкрученные за спиной так, что кисти немеют.
- Итак, ваше имя? – повторил маленький человечек.
У него был круглый подбородок, которому должно бы было
изобличать человека мягкого и подверженного влиянию и с которым ну
совершенно не вязалось скуластое лицо и пронзительный взгляд
глубоко запавших глаз. Святой отец выглядел так, словно его сунули
в кузнечный горн, а потом долго и со знанием дела лупцевали
молотом, выбивая вместе со шлаком природные доброту и мягкость.