Я увидел девочку. Безоружная,
худенькая как травинка, она брела с опущенной головой среди трех
десятков индейцев. Тоже светло-зеленая кожа. Тоже коричневые
обертки аксамита вокруг бедер и груди. Тоже буйная рыжая копна
волос. Но пленница: ее толкали и тянули за ремень на шее. Вели в
поводу, как лошадь.
На другой поляне, через ширму
деревьев, Дарсис и Мана стояли плечом к плечу. В маленьких смуглой
и темно-синей руках поблескивали металлом серые пушки. Груды
сломанных копий, стрел валялись на противоположном краю поляны.
Пять индейцев мчались прочь, рвались под защиту ветвей и стволов.
Добежал ли кто? Не знаю. Гравиволны швыряли ллотов на землю, затем
зеленоватые тела исчезали в воздухе. Один за другим. Неровные лужи
растеклись в желтоватой траве, яростное степное солнце тут же
отразилось от грязной воды, как от зеркала.
Мы снова убивали.
Мой взгляд заметался от одной поляны
к другой. Тридцать индейцев двигались в сторону Дарсиса и Маны. К
своей смерти. Красный ассасин не подавится, сожрет их с потрохами.
Как уже сожрал жизни сотен унголов. Мишаба, ее сестры, ее братик,
ее город.
Ту девочку тоже вели умирать. Сколько
ей лет? Двенадцать? Тринадцать?
Лене сейчас тринадцать.
Ветер перебирал мои волосы, словно
пальцы девушки.
До поляны Дарсиса с Маной мне не
добраться быстрее индейцев. Зеленокожих не спасти. Разве только… Я
сложил дрожащие ладони рупором.
– С-ю-ю-да!
Разве только принять удар на себя. Я
закричал:
– Сю-ю-да! Здесь никого! Быстрее!
Индейцы развернулись ко мне,
некоторые взобрались в седла и поскакали рысью – к реке заросли
редели, тощие четвероногие звери легко пролезали между кустами.
Бросив рюкзак, я кубарем скатился с
холма. Молодец. Теперь сам не помри, дурак-миротворец.
Снова кинулся в лес. Меня сразу взяли
в полукольцо – видеть не видел за деревьями, только стрелы теперь
жужжали с трех сторон. Гнали индейцы, не показываясь. Значит,
боялись страхпули. Значит, не зря я дрожу, как заяц.
Кровь капала из раны на плече. Стрелы
свистели все ближе-ближе-ближе-ближе. Минута-другая – индейцы
пристреляются на хруст валежника, утыкают как дикобраза. Без спора,
потом Мана отомстит за меня. Прикончит их всех. Вместе с
девочкой.
Я бросился на врага. Вправо, откуда
летело меньше стрел. Губка внутри распоясалась, жалила в мелькающие
повсюду фигуры длинными очередями. И пусть. Страхпули не убивают.
Наверное.