Свисая вниз, Лена за что-то
зацепилась, попыталась вытянуть себя наружу. Ее схватили за ногу,
дернули назад. Острая рама впилась в живот.
Кровь прилила к голове сестренки. Ее
схватили за ремень на поясе и втянули внутрь. Несколько грубых
теплых рук свели вместе и вытянули ее ноги. Голые щиколотки сдавила
колючая веревка или проволока. Лена дернулась, ее тут же ударили
лицом о твердый пол. Веревка сдавила запястья сестренки. Тряпка с
эфиром прижалась к ее рту и носу. А затем – ничего. Пустота.
Мои глаза открылись, я посмотрел на
пустое ночное небо. Все черное, ни капли звездного света. Я взвалил
рюкзак на плечи и зашагал обратно на юго-запад в полной тьме.
Юля, если слышишь, если чувствуешь.…
В общем прости. Прости, Юля.
На ресницах скапливались слезы.
Дурацкая «сыворотка», сказал бы я утром.
Я, скажу сейчас. Только я.
Слезы застилали глаза, искажали мир.
Я их не смаргивал. Зачем? Все равно было ничего не видно.
В темноте ласковый голос пел:
«Ты – моя невеста. Мы не расстанемся,
да. Я обожаю тебя, я боготворю тебя, люблю, люблю...».
Еще не просыпаясь, я узнал Барбару –
так прозвал голос в наушнике.
– Ничего не имею против двумерных
девушек, – пробормотал я. – Но ведь ты – всего лишь цифровой звук.
Код из нулей и единиц. Даже без картинки. Как мы…
В мои ладони ткнулась мягкая теплая
кожа.
«Обнимаю тебя, ласкаю, целую».
Мои веки тут же раскрылись. Темный
силуэт на фоне трех желтых дисков. Я дернулся.
– Кто ты?
Слова на непонятном языке, следом
нежное сопрано Барбары:
«Твоя невеста, да».
– Черт! Лила, ты что ли? – Барбара
перевела, и я повторил ее слова, свои слова на ллотском: – Что ты
вытворяешь?
Под унгольским зеленым одеялом
девочка прижималась ко мне плотно, всем телом. Запасной спальник,
который я дал ей, валялся рядом пустой и смятый. Голова девочки
нависла над моим лицом, из-за зеленоватого уха свис рыжий локон и
защекотал кончиком мне ноздри.
«Я просто шептала приворот, чтобы ты
полюбил меня, да».
Она потерлась острыми коленками об
мои бедра. Второй день мы углублялись в знойные и душные даже ночью
степи, поэтому раздевались перед сном. Рука Лилы скользнула по моей
голой груди. Кровь прилила в низ живота.
– Прекрати! Слезь с меня! Так
нельзя!
Нельзя приворожить, шепча в ухо. То
ли дело дурацкая «сыворотка».
Лила повернулась так, чтобы луны
смотрели нам в лица. В ее глазах задрожало отражение рыже-красных
углей костра. Странные бледно-розовые векторы плели узоры вокруг
детского лица.