Всадник спрыгнул на землю, схватил
принца поперек туловища. Тот слабо боролся, но всадник, не замечая,
словно отец непослушного спиногрыза, перекинул принца через круп
зверя. Вскочил в седло, понесся в золото-бирюзовую даль.
Розовые вектора сверкали длинным
шлейфом за ними.
Ладонь Лилы напряглась под моей.
«Я пока еще достану его.
Позволь».
У меня перед глазами на борту ванны
сидела голая Юля. На голубой коже кровоточили лиловые ожоги. Мокрое
обваренное лицо – лицо мертвеца, у которого отобрали будущее. А
вокруг этой страшной маски сверкают розовые вектора. Вся ванная
наполняется розовым блеском.
Цвет, который я раньше не мог видеть.
Потому что только вчера отказался от самообмана. Потому что наконец
признался себе: я убил свою любимую.
– Этот принц тебя любит, – сказал я.
– Лила, сколько погибло сегодня… пощади хотя бы любовь.
Лила нехотя опустила лук, надула
губы.
«Жена должна подчиняться мужу, – она
глянула на далекие фигуры. – А того седого можно пристрелить? Он же
меня не любит?»
– Э-э…нет вроде, но лучше поспешим к
твоему отцу.
Лила вела гекконда, я сидел позади,
держась за нее. Талия девочки почти полностью скрылась в моих
ладонях. Вдобавок Лила то и дело привставала в стременах, подвигая
ягодицы плотнее ко мне.
Ох, я тучка, тучка, тучка, я
вовсе не легко возбудимый подросток.
Лагерь тенетников пустовал. Мы
обогнули десятки пленных мизгоров, привязанных к вбитым в землю
железным стержням. Хор проклятий летел вслед.
«Гребаный белоглазый дьявол!»
«Чертов колдун!»
Толпа тенетников текла в лагерь.
Грязно-черные макушки Дарсиса и Мана маячили среди рыжих голов.
Двое индейцев несли носилки, сделанные из копий и тряпок. На них
лежал бледный отец Лилы. Из его подмышки сразу за кромкой костяного
доспеха торчало древко стрелы.
Спрыгнув в траву, Лила бросилась к
отцу и заплакала, прижавшись к его ногам. Вождь погладил дочь по
пыльным рыжим кудрям.
«Будет тебе».
Рядом плакала Мана.
«Это была меу, моя стрела!
Моя! Почему он закрыл меня?»
Вождь блекло улыбнулся.
«Дочка, ведь ты спасла кровь от крови
моей. Отныне все вы трое моя семья, да».
Мана дернулась, закричала:
«У меня нет семьи! Нет!»
Тенетники вокруг схватились за копья,
но вождь протянул ладонь к лицу Маны.
«Ну-ну, – зеленые пальцы вытерли
мокрые щеки бразильянки. – Конечно, есть. Ты – моя дочка, – вождь
подмигнул мне, – Хоть я и не знаю, что за неведомые зверушки вы
двое».