– Что я плетусь за вами?
– Скорее, что ты начинаешь нравиться
ему.
– Ух, – я вдохнул запах знойной степи
с ее волос. – Так тебя все же заводит идея, как мы резвимся
втроем?
Она опрокинула меня на шкуры. Темный
румянец окрасил ее щеки.
– Долбаный извращенец, прекрати
уже!
Я засмеялся.
– Я всего лишь подросток!
– Не обольщайся. Ты – грязный-грязный
извращенец, – она прижала мои руки к полу и низко наклонила свое
лицо к моему: глаза к глазам, губы к губам. – Поцелуй меня.
Ее полные губы дышали жаром
амазонских тропиков. Розовые вектора танцевали румбу на наших
лицах. Я отвернулся к очагу. Только не ты, Мана.
– А ночью ты опять ляжешь в спальник
к Дарсису?
Безмолвный воздух взревел. Я не
отрывал взгляд от дров в очаге. Она отпустила меня. Быстро побежала
к выходу из викиюпа. Тростниковая занавеска хлопала по воздуху
вслед ей.
Прости, Мана, прости за игру в
ревность. На самом деле я просто хочу спасти себя от новых
утрат.
Еще до вечерних сумерек я выполз из
прохладного викиюпа. Минуты не прошло, как Зоча, Великий
Мастер-ткачиха, водила меня между рядами деревянных ткацких
станков. Милая румяная старушка крепко держала меня за руку – «Тут
легко потеряться, я сама все время забываю, с какой стороны растет
мох на станках: с южной или восточной» – и весело щебетала о разных
способах плетения тканей. Купольный потолок огромного кожаного
викиюпа шелестел над головами. Снаружи выл ветер, от буйных порывов
дрожали тряпочные стены вместе с вывешенными на них яркими
гобеленами.
Стада лохматых овисов ценились выше
сокровищ из-за их малой плодовитости. Зоча рассказывала, что сукно
для одеял и ковров обязательно нужно валять. Тогда на ткани
всплывает пушистый ворс, повышая защитные свойства полотна. При
каждом шаге на тощей шее старушки качались красные деревянные бусы,
тихо постукивая друг о друга. Было очень интересно. Я всего четыре
раза зевнул тайком в ладошку.
Среди полотен с яркими узорами мне в
глаза бросилось одно. Яркая серебряная ткань с редкими золотыми
нитями сверкала в тени высоких стен. Словно одна из трех лун упала
с неба точнехонько в дымоходное отверстие викиюпа. Глаз не
отвести.
Старушка тоже глядела на серебряное
чудо. В глубине мутных глаз прятались черно-красные вихри боли.
Великая Мастер-ткачиха сказала что-то без прежней веселости.