Момент был походящий. Отгоняя дым от
глаз, я подался к очагу в центре викиюпа.
– Вождь, честно говоря, у меня
миссия. Уже завтра нам нужно двигаться дальше к цели.
«У-у-ух! – Гудэхи облегченно выдохнул
и затряс рыже-седой бородой. – Истинно-истинно. Припасы, геккондов
– все дам, сын мой, не волнуйся. А пока развлекайся с дочкой. Ночь
сегодня звездная, красивая, грех спать в такую».
Точно так же как с ткачихой Зочей, я
завис, пытаясь осознать слова вождя. Похоже, так рано сексуально
активировали Лилу не только гены. Индейцы воспитывали детей охочими
с пеленок.
Может и верно воспитывали. Дурацкая
жизнь-то одна.
До нашего с Лилой викиюпа я добрался
за полночь. Сквозь тонкий тростник циновок просвечивал бледный
оранжевый овал – пламя очага. Овал пересек гибкий, тонкий силуэт.
Лила еще не спала.
Она встретила меня, сидя на коленях
на шкуре. Словно от холода, ее руки обвивали бока, хотя огонь
полыхал в полуметре от ее глаз – в рыжих отблесках пламени золотых,
как у Юли. Опустив голову, Лила спросила:
«Скоро уходишь?»
Я сел напротив и кивнул.
– Завтра.
Дрожь пробежала по лицу Лилы, словно
по мембране барабана. Вдруг прямо с колен, не вставая, девочка
прыгнула на меня. Кулачки ее замолотили по моей груди и шее.
«Зачем ты спас меня, если не хотел
сделать своей? – прошипела девочка. – Зачем? Зачем?»
Я уперся руками в пол, чтобы не
упасть, и молча терпел ее удары. Плотный черно-алый занавес накрыл
циновки, шкуры, горящий очаг, и боль эта была не моя.
Девочка истерично зарыдала, костяшки
ее посинели. Отведя одной рукой кулаки Лилы, другой я обнял ее за
хрупкие плечи. Она рвалась прочь, царапалась, кусалась, пришлось
прижать ее к шкурам на земле. Жесткий ворс прошелся по ее лицу,
оставляя розовые отметины. Ее длинные ноги дрыгались и пинали по
моим бедрам. У меня онемело все ниже пояса. От напряжения узкие
мышцы ног и рук Лилы набухли. Я навалился на хрупкую девочку всем
телом, прижал ладонь к ее прохладному лбу, вечно голодная губка
послушно принялась всасывать из нее поток черно-алых векторов.
Знакомая лечебная процедура началась.
Потом, когда чернота с алыми
всполохами вокруг растворилась, мы лежали рядом. Близко-близко, но
не как любовники, не как Дарсис с Маной в спальном мешке. Скорее
как брат и сестра, только не из гешвистера, а настоящие родные.
Лила плакала и плакала, а я утирал ей слезы и перебирал пальцами
длинные рыжие волосы.