Я не чувствовал стекло в пятках. Мое
тело снова стало неважным. Но и губке я не позволил впитать в себя
все черно-красные пули. Уже послезавтра нас могут разлучить. Юля
должна научиться справляться с истериками сама. Я должен увидеть,
что она справится сама. Иначе как же я справлюсь потом со своими
истериками?
– Хватит тяги, – рычала Юля. – Меня
разрывает! Прекратите!
Я не мог смотреть и не мог
отвернуться. Вот он, ад. Рыбка безумно забилась об пол головой и
хвостом. Она хотела жить.
Рука Юли поползла в сторону осколка в
ее лиловом соке. Голубые пальцы обхватили острые края.
– Хорошо, сделаю. Только выпустите
Стаса из карцера.
У меня перехватило дыхание. Ноги
застыли на остром стекле. Кто-нибудь, вколите мне сыворотку против
столбняка!
Секунду Юля разглядывала сквозь
стекло линии на ладони.
– Я готова.
Мокрый хвост рыбки шлепал по полу все
медленней и медленней. Рыбка не сдавалась. Она все еще хотела
жить.
– Жму рычаг.
Острый осколок и горло Юли потянулись
навстречу друг другу. Она хотела умереть.
Я выбил осколок из ее пальцев и сжал
в ладонях голубой лоб. Автоматная очередь боли, такой мощной еще не
испытывал, всосалась в губку, раздула ее почти на все пространство
в моем черепе. Мозги раскатало в лепешку. Я упал без сил рядом с
Юлей.
Внутри меня черно-красные пули
расплавились и смешались с кровью. Чудовищное желание Юли стало
моим. Вены и артерии под кожей накалились как металл на солнце. Как
же захотелось их вскрыть! Как же захотелось исчезнуть навсегда!
Очиститься через агонию!
Сама собой моя рука потянулась к
треугольному осколку на полу. Юля резко сдавила мое
запястье.
– Почему? – спросила она, не
отпуская.
– Рыбку жалко, – прошептал я.
Юля встала, отбросила стекла
подальше. Я не заметил, как она ушла из комнаты. Я не шевелился,
тупо сидел, слушая шум воды из ванной и бросая грустные взгляды на
такие далекие желанные осколки. Поднял глаза. Юля совала мне под
нос стакан с водой. Из него на мир глядела счастливыми вылупленными
глазами рыбка. Живая рыбка. Двигала плавниками. Вот он, рай.
По дороге пронеслась бурая карса; они
все тут бурые. Я и Мана распластались за ползущим по земле стволом
тяждерева и не двигались, пока не затих свист скользящих на
повороте покрышек.
Только двинулись дальше, как кто-то
крикнул сзади:
– Стоять. Вы двое.