Я выпрямился. Передо мной – снова
лицо Маны, снова смуглая кожа, снова бразильские глаза цвета
чистого антрацита.
– Поторопимся, – сказала Мана. Мы
помчались обратно в Центр.
Дождь забарабанил по листьям. Среди
холмов Центра пока еще не раздавались короткие армейские команды,
не грохотали по мокрому асфальту аксамитовыми сапогами поисковые
отряды Гарнизона. Только ледяные струи влажно стучали по рощам и
лужайкам. Наш солдат не двигался в зарослях, куда мы его оттащили.
Первые капли стекали по его закрытым глазам и плотно сжатым губам.
Слава богу, мы успели.
Оставив позади стену, мы поспешили в
общежитие. Под навесом крыльца я и Мана помахали Никсии на
прощание. Раскинув руки, Веснушка бросилась к бразильянке и плотно
прижалась к ее груди, всхлипнув: Береги себя, Мануэла!
Удивленная Мана легонько похлопала
датчанку по хрупкой спине.
Утирая слезы, Никсия повернулась ко
мне.
– Обязательно попрощайся с Юлирель.
Сегодня на танцах «принцесса» вспоминала о тебе.
Кровь загорелась в моих
жилах.
– Правда?
– Да, я спросила ее и Дарсиса, почему
они не танцуют. Юлирель сказала, что танцует только со Стасом.
Мое сердце подпрыгнуло и крутанулось
вокруг своей оси.
– Правда?
– Да, потому что на самом деле
Юлирель ни с кем не танцует, а Стас – ничто, пустое место. Поэтому
танцевать со Стасом то же самое, что танцевать одной. Так она
сказала.
Тут я пожалел, что Зерель не
пристрелила меня.
– Черт, ты издеваешься?
– Подожди! Я тоже удивилась и
спросила Юлирель: Как же так, ведь Стас твой первый! А Юлирель
бросила взгляд на Дарсиса и сказала: Да, мое первое пустое
место.
Еще хоть слово от рыжей, я сам
брошусь на солдат Гарнизона, и тогда на этой планете на одного
эмпата станет меньше.
– Никсия, очень полезная информация.
Но нам надо идти.
– Да подожди же! Это не все.
Мана закатила глаза и, махнув мне,
скрылась в дверях общежития. А датчанка все загораживала передо
мной дорогу.
– Короче, я возмутилась, типа,
неужели ты для нее вообще не важен? А Юлирель в ответ: Пустота
важна, звезды рождаются в пустоте.
Смех, горький колючий смех разодрал
мне глотку. Я бросаю Юлю одну. Ей будет плохо, болезнь грозит убить
ее. И тут я слышу такое.
– Почему, Никсия, почему?
Рыжая девочка надула губы и сверкнула
глазами.
– Чтобы ты, подлец, хотя бы
попрощался с ней.
Сначала я забежал в столовую. С полок
на кухне покидал в пустой мешок из-под картошки консервы, пачки
печенья, бутылки с водой. Сквозь стеклянные стены коридоров Свет
освещал дорогу назад до двери нашей с Юлей квартиры. Войдя внутрь,
я не включил свет, и тихо прокрался в свою комнату.