– Без меня ты бы не зашел так
далеко.
– Паруса – ваши, ветра – наши. А
вообще, прими мою благодарность, – сказал я. – И проваливай.
Мана вскочила с корточек, сжимая
правый кулак.
– Стас!
– Мана, мы уже убили пятерых унголов!
– закричал я. – Плевать, что технически они погибли три года назад.
Я шел говорить с унголами, просить помощи, а вместо этого приведу к
ним массового головореза? Убийцу их жен и детей? Нас повесят на
первом же торчатнике.
– Не повесят! У Дарсиса есть
план…
– Если мы мирно придем в Седые
равнины, законы унголов не разрешат нас казнить, – сказал Дарсис. –
Только судить поединком богов.
– Отлично, – прошипел я. – Перебьешь
всех унголов по одному? Зато по закону!
– Не всех. Только одного противника.
Победа докажет мою честность в глазах их богов. Повторно вызвать
меня не смогут еще год.
– Но одного-то все равно убьешь?
Лучше я сам тебя придушу.
Рука Дарсиса сразу потянулась к
кобуре.
– Ага, давай смелее, – сказал я. – А
ночью жди в гости в своих кошмарах.
Дарсис опустил руку и отвернулся. Все
трое мы глядели на иссушенные стебли под ногами и молчали. Ждали
слова Маны. Наконец она сказала:
– Отойдем, Стас.
В глубине чахлой рощи я волочил
ботинок за Маной и не отрывал взгляда от ее стиснутого кулака.
– Мана, нужно решить…
– Да, но вовсе не то, что тебе
кажется, – Мана обернулась. – Нужно решить, пойдешь ли ты с
нами.
Я уставился на нее разинув рот –
кретин кретином.
– «Сыворотка»! Это все чертова
«сыворотка»!
Мана покачала головой.
– Какой же ступидо, тупой, –
она смотрела на далекую фигуру ананси между тонкими стволами. – Уже
больше недели нет никакой «сыворотки». Только мы сами.
– Может и так. Но в самом начале
чувства к нему в тебя занесли инъекцией. Господи, Мана, шесть лет
каждый день в твои вены вкалывали приворотное зелье! Без следа
такое не проходит!
– Плевать, что это за химия –
залетная или выработанная моими надпочечниками. Я люблю его,
понимаешь? Люблю, люблю, люблю!
В груди что-то глухо упало. Меня
затошнило. Я оперся спиной о корявое деревце. Почему? Что со
мной?
– Хочу, чтобы ты знал. Я пошла в
поход в первую очередь не спасать Динь-Динь. И уж точно не ради
возвращения в Сальвадор.
– Но твоя семья бедствует в трущобах,
разве нет? Как же твоя эво, бабушка? Как же твоя мама?
– Как же мой отец, да, Стас? – Мана
засучила правый рукав. Белесые изгибы шрамов выглянули наружу. –
Когда я его последний раз видела, он достал складной нож и
исполосовал мне руки. Сказал заплетающимся от текилы языком,
красивым темнокожим девочкам лучше не жить на этом свете. Он бы и
лицо мне разукрасил. Но