Внимание Кирая привлекло девчачье
попискивание на другой стороне улицы.
— Светоч, Светоч, Светоч! Я хочу
увидеть Светоч! — держа за руку сухощавую женщину, капризничала
девочка. — Он настоящий, настоящий, а Всевидящая — всего лишь
притворщица! Лгунья, лгунья!
Она взвизгнула, когда мать дернула
ее за руку.
— Что за гадости ты выдумываешь?! От
кого ты такое услышала?
— Все знают, все! Лгунья!
— Еще слово и будешь наказана!
Кирай проводил женщину с
расплакавшейся девочкой озадаченным взглядом. Как много из жизни
Огнедола он пропустил, пока учился в Безвременье?
Автобус скрипнул тормозами и
остановился напротив дома. Пригревшийся на солнце, Кирай
встрепенулся, протер глаза, прогоняя полудрему. Звякнув каблуками о
металлическую ступеньку, из салона вышла приземистая, немного
полноватая женщина и, поблагодарив водителя, засеменила к дому. На
тщательно выглаженной темно-зеленой юбке белела прицепившаяся нить.
Даже не взглянув на Кирая, женщина прошла мимо, крепко сжимая
старенькую, но сохранившую опрятный вид сумку.
— Мама, — растерянно позвал он и,
поднявшись со скамейки, застыл, когда та даже не остановилась. —
Мама!
Что-то кольнуло увязшую в
собственных мыслях Сэмму, вынуждая задержаться и поглядеть, кто
разводит под домом шум. Ее дыхание перехватило, когда обернувшись,
она узнала в юноше у скамейки своего сына, оставившего дом в
пятнадцать лет. Она знала, что обучение в Соборном меняет людей, но
не ждала, что от ее Кирая, нескладного мальчишки с сутулой спиной,
останутся одни только широкие скулы и глубоко посаженные карие
глаза под вечно нахмуренными бровями. Своим прямым носом и
квадратным подбородком он все так же напоминал ей супруга, но
больше черты сына не смотрелись смешно на ставшем шире лице,
окаймленном лохматой шевелюрой. Окинув взглядом плечи, которые
теперь едва ли протиснулись бы в дверной проход ее квартирки, Сэмма
прижала ладонь к губам. Улыбку сына размыло затянувшей глаза
поволокой.
— Какой же ты стал, Кирай! —
выдавила она сквозь слезы и спрятала лицо на твердой, словно
камень, груди юноши.
Вспомнив, чему его учили, и,
стараясь не навредить, Кирай осторожно обнял мать. Даже после шести
лет обучения в Соборном он не всегда мог сдержать силу, и эмоции
только усугубляли дело.
Когда они поднялись в дом, Сэмма тут
же засуетилась, включила чайник и полезла в шкаф за сахарницей.
Зная беспокойный характер матери, Кирай замер на стуле и даже не
пытался ее успокоить. После размаха Безвременья все вокруг казалось
ему маленьким, постаревшим, высохшим, как запястья Сэммы. Его
взгляд блуждал по обветшалой мебели, пока не наткнулся на
выгоревшую фотографию, где он, еще ребенком, сидел на коленях
улыбающегося в усы отца, а рядом стояла молодая мать с повязанным
на шее платком в горошек. Сколько тогда ему было? Шесть? Семь?