На стол опустилась ваза с высохшим
печеньем, а Сэмма виновато улыбнулась. Забулькал закипевшей водой
чайник.
— Отец так бы гордился тобой, — она
разлила по чашкам чай и, наконец, уселась напротив сына. — Какой же
ты стал. А что же книжки? Ты ведь так любил читать в детстве. Ты
еще мог бы стать библиотекарем, как и твой отец, Кирай...
— Я церковник, мама, —
непреклонность в его голосе была для Сэммы нова. Женщина часто
закивала, не зная, как себя вести с повзрослевшим сыном и боясь
чем-то его обидеть.
— Да-да, конечно.
— Я приехал на несколько дней перед
Посвящением, — продолжил он. — Если хочешь, ты можешь вернуться в
Безвременье вместе со мной. Родителям разрешено присутствовать на
церемонии.
— Ах, Кирай, я бы так хотела, —
Сэмма прикусила губу. В глубине души она не была уверена, что хочет
видеть, как сын навсегда оставит ее, посвятив жизнь службе. — Но,
боюсь, если я отпрошусь с фабрики, меня попросту выгонят. В Этварке
полно желающих на место швеи, а мне и так пришлось пропустить
несколько дней из-за болезни.
— Я понимаю, — Кирай кивнул и
посмотрел в покрытое серыми пятнами пыли окно. — Если меня
распределят в государственную стражу, я попрошу направить меня в
Этварк. В любом случае, я буду присылать часть жалования.
— Ох, Кирай! Я же храню все твои
письма! Только посмотри!
И женщина, вскочив со стула и едва
не опрокинув его, поспешила к ящику, где хранила весточки от сына,
с каждым годом его обучения в Соборном приходившие все реже.
Оставаясь ночевать в родном доме
впервые за столько лет, Кирай долго не мог найти себе места на
кровати, жалобно скрипящей под его весом. В детстве он почти все
свободное от занятий время проводил дома. Крепкие стены были
надежной защитой от задир.
В тишине своей комнаты он подолгу
мог сидеть на полу, изредка сдвигаясь вслед за узким солнечным
лучом, и жадно впитывать смысл чернильных строк разложенных перед
ним книг. Приходя из библиотеки, отец всегда приносил ему новую — с
тонкими шелестящими страницами и пахнущей пылью и деревом обложкой.
В те времена Кирай любил возвращаться в увешанные книжными полками
стены, снедаемый трепетным ожиданием нового погружения в истории и
жизни, совсем непохожие на его собственную.
Бывший самым надежным убежищем,
сейчас дом дышал на него прошлыми слабостями, нерешительностью,
страхами, напоминал Кираю о том, кем он когда-то был. И каждый день
выносить это становилось все сложнее. В ставшей тесной комнате
поселилась скребущая сердце тоска, которая покидала Кирая только на
солнечных улицах Этварка, чтобы после встретить на пороге дома
вместе с улыбающейся матерью.