Я орал – орал мысленно, безумно – моим нижним конечностям
приходилось не легче. И держал бьющий из меня живой огонь, из
последних сил, а как те кончились, так на одной незамутненной боли.
Из моего носа что-то лилось, вряд ли водица, скорее, кровушка.
Вода перестала прибывать, когда в пузырящейся жидкости скрылась
макушка моей несостоявшейся убийцы.
Когда лифт остановился, с треньком и скрежетом разошлись его
двери, боли в ногах уже не было. Я их – ног – не чувствовал ниже
колена, как и не было их вовсе.
Топот маленьких ножек, всклокоченные волосы и шерсть дыбом –
вот, что встретило мое рухнувшее тело. Упал я, когда остатки
горячей воды вытекли из кабины, заструившись весело по
железобетонной лестнице вниз.
Меня вытянули на лестничную клетку в пару рук и пару лап, и
только тогда к телу начала возвращаться подвижность. По чуть-чуть,
сверху вниз.
О том, что с тем низом, я не хотел думать.
- Ведро! – скомандовал Кошар. – И ни одна дверь не должна
распахнуться!
Парадник метнулся, пропав из моего поля зрения.
«Зачем?» - вяло подумалось мне. – «Водица уже утекла, по семи
этажам собирать теперь капли»...
Манул же когтями, как днем с апельсином, начал резать на мне
одежду.
«Мне огонь не вредит, но одежда? Почему одежда целехонька?» -
предавался я бесцельным измышлениям.
Шок – штука действенная, я его порцию выхватил порядочную.
Раздался скрежет металла по полу.
- Волосы проверь, - велел Кошар, вприпрыжку мчась с моими вещами
в лапах к большому эмалированному ведру.
По голове зашарили маленькие ручки.
Туда и одежда, и белье, и кеды отправились. И промокшие
продукты, рассыпавшиеся при падении, и даже полиэтиленовый пакет.
Лапа манула щедро выхватила горсть собственных шерстинок, те
искрами упали на вещи. Полыхнуло.
Шерстистый поскакал обратно, осматривать и обнюхивать меня с
головы до ног.
Мне осталось лишь апатично подумать, что как же я удачно не взял
с собой бумажник, а мобильный брать не стал перед парком, так как
незачем он мне там был.
Что они ищут, я понял, когда Кошар с шипением вытянул из
царапины на руке, куда пришелся скользящий удар косичкой, рыбью
чешуйку. Я и не заметил ту царапину.
- Теперь огонь живой по телу пускай! – спалив завонявшую стоялой
водой чешуйку, потребовал от меня Кошар.
Что странно, пока вещи горели, ничем не пахло, хотя от паленых
кед вонь должна была быть несусветная. Видимо, овинный хозяин
как-то и на дым влиять был способен.